Вс. Н. Образцов, Ю.А. Пятницкий (Санкт-Петербург) ИЗОБРАЖЕНИЕ ИМПЕРАТОРА НИКИФОРА ФОКИ НА САБЛЕ ИЗ СОБРАНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО ЭРМИТАЖА
Управление культуры Минобороны России Российская академия ракетных и артиллерийских наук Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи Война и оружие Новые исследования и материалы Труды Шестой Международной научно-практической конференции13–15 мая 2015 года
Часть IIlСанкт-Петербург
ВИМАИВиВС 2015
©ВИМАИВиВС, 2015
©Коллектив авторов, 2015
В музейных и частных коллекциях старинного оружия нередко встречаются сабли ближневосточного происхождения, имеющие на клинках христианские изображения и сопровождающие их греческие и славянские надписи религиозного характера.
Наибольшее распространение имеют изображения Богоматери с Младенцем, ангелов, зажженных свечей, несколько реже встречаются изображения Спасителя, Св. Георгия, поражающего змия, креста.
Интерес к изучению и интерпретации такого оружия, воспринимавшегося как «греческие сабли», появился в России во второй половине XIX столетия, и одно из первых исследований о саблях с христианскими сюжетами и надписями, опубликованное в 1877 г.1 , принадлежит Василию Александровичу Прохорову, заведующему Музеем древнерусского искусства Академии художеств в Санкт-Петербурге2 .
Работа была встречена с интересом, но так и осталась своеобразной экзотикой, а тема не получила дальнейшего развития. Отчасти в этом был виноват сам автор: собрав материал с исключительной, для того времени, полнотой, он создал некую видимость исчерпанности тематики. В то же время В.А. Прохоров не сумел ясно и четко наметить пути дальнейшего развития сюжета. Поэтому на долгие годы, практически до сегодняшнего дня, исследование В.А. Прохорова «О древних саблях с греческими, славянскими и другими надписями» остается единственной специальной работой о саблях с христианскими изображениями на клинках.
Одним из неоспоримых достоинств этого исследования является обилие собранного автором материала. Он основывался на наиболее важных коллекциях того времени: Московской Оружейной палаты, Царскосельского Арсенала, частных собраниях, в основном петербургских. В этом аспекте публикация В.А. Прохорова, бесспорно, остается важным фактологическим источником. К несомненным достоинствам следует отнести и прекрасный иллюстративный материал, сопровождающий брошюру 1877 г.
В своем исследовании В.А. Прохоров не касался вопроса о месте производства декора клинков. Указав, что ему приходилось в частных руках видеть несколько сабель с инкрустированными надписями, он добавил, что «владельцы этих клинков определяли происхождение их различно: одни называли их венгерскими, другие сербскими, а иные греческими, армянскими и т. д. Латинские надписи приписывали славянам-католикам»3 . Понимая стилевое разнообразие изображений и надписей и невозможность их создания в одном единственном, даже весьма крупном центре, В.А. Прохоров не смог ни провести систематизацию клинков, ни указать, даже предварительно, возможные центры их изготовления.
Относительно христианской символики на клинках автор справедливо отметил, что изображение Богоматери с Младенцем, чаще всего в иконографическом типе «Богоматерь Неувядаемый цвет», является наиболее распространенным. Столь же справедливо его замечание о несколько «западном, латинском привкусе» в иконографии таких изображений. Например, иногда Мария представлена с непокрытыми волосами, часто в руке она держит цветок. Делая вывод, что в клинках нет ничего греческого, кроме надписей, – он одновременно прав и неправ. Если подразумевать под словом «греческий» собственно византийское искусство, то В.А. Прохоров, несомненно, прав. Все изображения на приводимых им клинках созданы намного позже времени существования Византийской империи и не имеют стилистики искусства этого периода. Однако существует понятие «поствизантийское искусство», то есть искусство православного населения на территории бывшей Византийской империи после 1453 г. – времени падения Константинополя. Понятие это чрезвычайно емкое и широкое, как по хронологии, так и по географическим рамкам. Если рассматривать изображения на клинках как явление поствизантийского искусства, то они весьма органически попадают в это понятие, как по своей иконографии, так и по стилю.
Следующий этап в изучении сабель с христианскими сюжетами и надписями приходится на последнее десятилетие XIX в., когда в 1888 г. в Императорском Эрмитаже было открыто специальное Отделение Средних веков и эпохи Возрождения. В новое Отделение Эрмитажа был в 1885–1886 гг. перемещен и Царскосельский Арсенал. В 1891 г. был опубликован «Указатель Отделения Средних веков и эпохи Возрождения»4 , составленный его хранителем Никодимом Павловичем Кондаковым, в котором некоторое внимание было уделено и саблям с христианской символикой на клинках.
В 1895 г. в свет вышла работа одного из ведущих исследователей оружия того времени Э.Э. Ленца «Опись собрания оружия графа С.Д. Шереметева»5 , в которой, среди прочих предметов вооружения, было опубликовано еще несколько сабель с христианскими сюжетами. Описывая одну из них – с длинной греческой надписью с упоминанием императора Константина, а также ссылаясь на аналогичные клинки из собраний Императорского Эрмитажа и Московской Оружейной палаты, он пришел к весьма важному выводу, что такие сабли появились не ранее XVII столетия.
В послереволюционный период изучение сабель с христианскими надписями и сюжетами остановилось, подобные предметы не особенно интересовали советских специалистов. Лишь с конца 80-х гг. XX в. возобновились активное изучение и публикация памятников религиозного искусства, в том числе сабель с христианскими сюжетами.
Важным событием в изучении этого вида памятников был выход книги Э.Г. Аствацатурян «Турецкое оружие в собрании Государственного Исторического музея»6 . Автор – хранитель фонда Восточного оружия ГИМ – выделила группу клинков сабель «клих» XVII–XVIII вв., которые имеют одинаковую малоизогнутую форму клинка с небольшой елманью; выкованы из высокосортной булатной стали; украшены золотой инкрустацией. Внутри эта группа разделяется на две части: одна – клинки с арабскими надписями (изречения из Корана, выполненные куфическим шрифтом), вторая – клинки с греческими, славянскими, латинскими надписями и христианскими сюжетами7 . Именно последним Э.Г. Аствацатурян уделила наибольшее внимание8 . Она дала описание и воспроизведение шести таких сабель из коллекции Исторического музея.
Относительно центра производства Э.Г. Аствацатурян высказала мнение, что большинство сабель было изготовлено в Стамбуле, поскольку техника исполнения золотой насечки и некоторые детали декора идентичны клинкам с арабскими надписями. По ее мнению, на стамбульские мастерские указывают султанские тугры на серебряных накладках на крестовине и ножнах. Вместе с тем, она отмечает что «по-видимому, пользователями этих изделий были христиане, этим объясняется появление на них христианской символики»9 . Большим достоинством книги Э.Г. Аствацатурян, как в свое время брошюры В.А. Прохорова, является прекрасный иллюстративный материал. Несмотря на бесспорное значение этой книг и, клинкам с христианскими сюжетами и надписями в ней уделены всего несколько страниц. При этом часть текста носит компиляционный характер, а библиография ограничивается исключительно работой В.А. Прохорова 1877 г. К сожалению, при всей отмеченной выше научной ценности, ни дореволюционные исследования, ни книга Э.Г. Аствацатурян не дают в полной мере ответов на многочисленные вопросы, связанные с этим крайне интересным явлением оружейного и декоративно-прикладного искусства Поствизантийского мира XVII–XVIII вв.
В настоящее время в эрмитажном собрании выделено 17 предметов с греческими и славянскими надписями и христианскими сюжетами. Надписи и, частично, изображения выполнены в технике золотой насечки, то есть инкрустацией золотом по булату клинков. Все выявленные памятники датируются в пределах второй половины XVII – первой половины XVIII вв. и могут быть отнесены к категории османских сабель. По типологии, предложенной в 1953 г. в своей диссертации научным сотрудником Эрмитажа Ю.А. Миллером10 и использованной Э.Г. Аствацатурян в своей монографии 2002 г., большинство сабель этого комплекса (за исключением двух) следует отнести к типу «клих», а две сабли – к категории «кылыч».
Одна из этих сабель выделяется особым богатством декорировки клинка. В отличие от большинства других предметов комплекса, золотой насечкой украшены обе стороны клинка. С лицевой стороны на клинке помещены надписи и изображение Богоматери с Младенцем, с другой стороны – благословляющий двумя руками Спаситель и фигура византийского императора Никифора Фоки. Именно об этой сабле и пойдет речь (рис. 1).
Рассматриваемый предмет поступил в Государственный Эрмитаж в 1926 г. из Мраморного дворца в Ленинграде, который с 1840-х по 1917 гг. был родовым домом великих князей из ветви Константиновичей. Сабля имеет следующие размеры: общая длина – 935 мм; клинок – 797 мм; ширина клинка у пяты – 32,2 мм; толщина клинка у пяты – 6,18 мм; длина ножен – 835 мм.
Ножны состоят из двух деревянных дощечек, обтянутых сильно потертым и выцветшим красным бархатом; на стык нашита серебряная тесьма. Прибор состоит из устья, двух обоймиц, с кольцами для перевязи на внутренней стороне, и наконечника. В верхней части с обеих сторон устья имеются специальные гнезда для вкладывания надклиночных стержней крестовины; со стороны обуха в устье и ножнах выполнен довольно длинный разрез, доходящий до верхней обоймицы, предназначенный для облегчения вкладывания клинка в ножны; наконечник снабжен так называемым «башмаком» в виде двух изогнутых листьев. Все детали прибора выполнены из позолоченной меди и украшены легкой гравировкой и насечкой, аналогичной орнаменту на соединительной полосе. При этом орнамент размещен по краям деталей прибора ножен так, что в середине остается незаполненное пространство.
Рукоять состоит из двух полукруглых в сечении пластин, вырезанных из светло-коричневого рога, каждая из которых прикреплена к хвостовику двумя гвоздиками. Круглый довольно массивный набалдашник отогнут по направлению к лезвию. В набалдашнике пробито отверстие для темляка, обложенное гравированной медной позолоченной пластинкой в виде шестилепестковой розетки. По стыку роговых частей рукояти на хвостовик набита соединительная пластина, выполненная из позолоченной меди. По краям пластины прорезаны узкие канавки, образующие рамку, внутреннее пространство которой заполнено гравированным орнаментом – извивающаяся лента и ветвь с листиками. Крестовина из золоченой меди декорирована гравированным растительным орнаментом и извивающейся лентой, аналогичной той, которая имеется на соединительной полосе. При этом средняя часть крестовины оставлена пустой. Отроги перекрестья оканчиваются шишечками.
Среди рассматриваемого комплекса сабель данная отличается сложным декором клинка и большим, чем на других клинках, количеством греческих надписей. Кроме того, клинок украшен золотой насечкой с двух сторон. С лицевой стороны клинок украшен греческой надписью в две строки, ограниченной арабесками; двумя картушами с надписями на греческом языке (одна в четыре строки, другая в шесть строк), между картушами размещено поясное изображение Богоматери с Младенцем на руках; пята украшена переплетением арабесок с четырехконечным крестом в центре (рис. 2, 3, 4).
Надписи на клинке взяты из Псалтири. Двустрочная – это Псалом Давида, первая строка «Молитвы о помощи» (от гонителей). Она довольно часто встречается на клинках с греческими надписями (Пс. 34.1). Текст в двух картушах также взят из Псалтири – Псалом Бракосочетание Царя – «Царь и его владычество» (Пс. 44.4). Этот текст в настоящее время известен нам только на клинке данной сабли.
Четырехстрочная надпись в первом картуше гласит (рис. 6):
«Препояшь Себя по бедру мечом Твоим» (Пс. 44.4).
В надписи есть небольшие замены букв ο=ω, υ=η; в этом нет ничего необычного. А вот крестики, которые фланкируют последнюю строку, свидетельствуют, что мастер инкрустации не понял, что буква ν относится к последнему слову предпоследней строки.
Надпись в шесть строк во втором картуше (рис. 7):
И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу»
(Пс. 44.4-5).
Так звучит этот фрагмент Псалтири в Синодальном переводе. Более соответствует греческому тексту на клинке перевод П. Юнгерова: «Сильный, красотою Твоею и добротою Твоею, и напрягись, и поспеши, и царствуй».
Ошибки в греческом языке в предпоследней строке свидетельствуют о том, что мастер путал похожие по написанию буквы: Α=Δ, Ι=Τ, Λ=Δ. Таким образом, он воспроизводил написанный на бумаге текст, по-видимому, не понимая его11.
Обратная стороны клинка также декорирована золотой насечкой. На пяте имеется два изображения. Вверху выполнена поясная фигура Иисуса Христа, благословляющего двумя руками. Она помещена в фигурный картуш из арабесок, увенчанный четырехконечным крестом. В нижнем картуше из арабесок – мужская фигура в плаще, с короной на голове, со скипетром в правой руке и «посохом, увенчанным крестом» – в левой. По сторонам от фигуры буквы: «NК» и «ФР» (рис. 8). Под этой фигурой греческая надпись ΒΑСΗΛΕΑ (царь) и дата, ограниченная двумя крестиками, + 963 + (рис. 9).
Насколько нам известно, изображение императора Никифора Фоки и указание точной даты его вступления на византийский престол в декоре других клинков не встречается. Так же как и столь многочисленные цитаты из Псалтири. По-видимому, появление этих элементов на данной сабле было связано с каким-то конкретным событием в истории бытования этого предмета.
Заслуживает внимание личность византийского императора Никифора Фоки (правил 963–969). С его именем связан небывалый подъем политической и военной силы Византийской империи. Еще до вступления на трон он прославился своими воинскими подвигами против мусульман (борьба с эмирами Алеппо и Мосула, наместником Триполи) и пиратов арабского Крита (остров был возвращен под власть империи). После смерти императора Романа II в начале 963 г. и недолгого регентства царицы Феофано, в лагере под Кесарией военноначальник Никифор Фока был провозглашен войском императором. В августе 963 г. он вошел в столицу Византийской империи и был венчан на царство патриархом Полиевктом в соборе Святой Софии. Восшествие на престол не помешало Никифору лично возглавить весной 964 г. поход на Восток, который открыл серию успешных военных компаний императора против мусульман. Хотя внутренняя политика Никифора Фоки и его «западная дипломатия» не были столь же успешными, как военные походы на Восток, именно последние создали имидж Никифора как мудрого правителя и неустрашимого борца с неверными за торжество Православия. Определенный романтический флер придавала его фигуре и история гибели – он был убит в декабре 969 г. заговорщиками, среди которых был его родственник и некогда ближайший друг Иоанн Цимисхий и сама императрица, вступившая с Цимисхием в любовную связь12. Византийский историк Лев Дьякон писал о Никифоре Фоке: «Мужеством и силой тела он без сомнения превосходил всех людей его поколения, в воинских делах отличался необыкновенной изобретательностью и опытностью, был непоколебим среди всякого рода трудностей и не был подвержен обольщениям телесных удовольствий. В делах гражданского управления он был милостив и великодушен, и никогда не было более справедливого судьи и непреклонного законодателя. Он был суров и неутомим в молитвах и всенощных бдениях во имя Бога, невозмутим духом во время песнопений и нисколько не подвержен тщеславию. Однако многие считали недостатком его желание, чтобы все безукоризненно следовали добродетели и не уклонялись от высшей справедливости. За отступление от этих правил он строго наказывал и потому казался неумолимым и жестоким для уклоняющихся от законов и был ненавистен тем, кто желал вести беспечную жизнь. <…> [если бы судьба] <…> не лишила его так скоро жизни, Ромейская держава достигла бы такого величия, какого она в другое время не достигала. Ведь провидение, презирающее грубый и заносчивый дух человека, укрощает его, подавляет, обращает в ничто и непостижимыми, ему одному известными судьбами направляет челн нашей жизни к полезному»13.
Читая эту красочную характеристику древнего правителя, невольно пытаешься сопоставить ее с российской историей. Учитывая происхождение сабли из Мраморного дворца, с 30-х гг. XIX в. бывшего родовым домом великих князей династии Романовых из ветви Константиновичей, т. е. потомков великого князя Константина Павловича, на ум приходит так называемый «Греческий проект Екатерины Великой» – проект образования на территории Турции нового Православного государства со столицей в Константинополе-Стамбуле. Императрица даже своего внука назвала Константин, намекая на историю жизни и деяний Святого Константина Великого. В этом аспекте и воинские подвиги Никифора Фоки против «неверных» как бы должны были быть повторены владельцем сабли.
Резюмируя изложенное, позволим себе сделать следующие выводы:
1. Рассматриваемая сабля относится к категории османских кылычей и может быть датирована 1-й половиной XVIII в.
2. Как уже было отмечено, надписи на греческом, насеченные на клинке сабли, выполнены с явными ошибками. Это свидетельствует о том, что мастер, выполнявший данную работу, не владел греческим и лишь воспроизводил написанный текст.
3. Декорировка сабли цитатами из Псалтири, равно как и нанесение изображения императора Никифора Фоки, имеет явный идеологический характер.
Исходя из вышесказанного, можно предложить, что рассматриваемая сабля является трофеем Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Надписи же и изображения были нанесены мастером не греческого происхождения. Необходимо иметь в виду, что именно в этот период активно развивался «Греческий проект» Екатерины II. В ходе войны русским правительством активно педалировалась тема защиты православия от неверных, в качестве примера можно привести известную медаль этого периода «Поборнику православия».
Таким образом, появление на клинке сабли изображения византийского императора, прославившегося именно как непримиримого борца за торжество Православия, идеологической политики Екатерины II в период Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.
1 Прохоров В.А. О древних саблях с греческими, славянскими и другими надписями: читано во 2-м С.-Петербургском археологическом съезде СПб., 1877. 16 с.
2 Возникнув в 1856 г. как подсобное хранение при «Классе Православного иконописания», этот музей в течение двух десятков лет неоднократно менял свое название: «Музей Православного иконописания», «Музей Православного иконописания и русских древностей», «Музей русской археологии», «Музей Христианских древностей» и наконец, за ним укрепилось название «Музей Древнерусского искусства», которое наиболее точно отражало состав и задачи этого музея. В 1898 г. все коллекции «Музея Древнерусского искусства» были переданы в созданный Русский музей Императора Александра III в Санкт-Петербурге.
3 Прохоров В.А. О древних саблях с греческими, славянскими и другими надписями. С. 3.
4 Кондаков Н.П. Императорский Эрмитаж. Указатель Отделения Средних веков и эпохи Возрождения. СПб., 1891. 369 с.
5 Ленц Э.Э. Опись собрания оружия графа С.Д. Шереметева. СПб., 1895. 197 с.
6 Аствацатурян Э.Г. Турецкое оружие в собрании Государственного Исторического музея. СПб., 2002. 336 с.
7 Там же. С. 95–101.
8 Следует указать, что большое значение для исследования Э.Г. Аствацатурян имела кандидатская диссертация сотрудника Государственного Эрмитажа Ю.А. Миллера «Художественное производство холодного оружия в Турции в XVI–XVIII вв.», защищенная в 1953 г., с которой Э.Г. Аствацатурян имела возможность ознакомиться благодаря любезности автора.
9 Аствацатурян Э.Г. Турецкое оружие в собрании Государственного Исторического музея. С. 101.
10 Миллер Ю.А. Художественное оформление холодного оружия в Турции в XVI– XVIII вв. Дисс… канд. ист. наук. Л., 1953.
11 За помощь в чтении и комментариях греческих надписей авторы приносят искреннюю благодарность ведущему научному сотруднику Института Всеобщей истории РАН В.Г. Ченцовой.
12 Успенский Ф.И. История Византийской империи: Период Македонской династии (867–1057) / Сост. Л.В. Литвинова. М.: Мысль, 1997. С. 332–380.
13 Лев Диакон. История / Пер. М.М. Копыленко, отв. ред. Г.Г. Литаврин. М.: Наука, 1988. С. 49–50.
Комментарии