О.В. Кочукова (Саратов) РУССКИЙ ФЛОТ НА ПЕРЕЛОМЕ ДВУХ ЭПОХ В МЕМУАРНОМ НАСЛЕДИИ Н.А. КАЧАЛОВА

Управление культуры Минобороны России Российская Академия ракетных и артиллерийских наук Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

Период подготовки и проведения Великих реформ 1860-х гг. был чрезвычайно наполнен как социально-политическими событиями и явлениями, так и стремительными изменениями в сознании общества. Этому процессу уже современники давали разные названия, среди которых «умственная революция», «переходное время», «эпоха обличения», «оттепель», и очень многие признавали факт настоящего переворота в социальной действительности и политическом мировоззрении, стремительного и необратимого. Не случайно одной из наиболее читаемой в интеллектуальных кругах книг стало сочинение Алексиса Токвиля «Старый порядок и революция» (1856), посвященное выяснению исторических предпосылок Великой Французской революции. Первое, на что обращали внимание русские читатели французского автора, это характеристики «старого режима», который откровенно приравнивался к «николаевскому режиму»¹. Провозглашаемый разрыв преемственности между двумя эпохами, двумя царствованиями (Николая I и Александра II) и своеобразный нигилизм по отношению к прошлому были весьма естественными в период перехода к масштабному реформированию страны. «Обличение» прежней системы становилось орудием реформаторских сил и видимым образом, символом, служившим их консолидации.

Между тем, такой ракурс не вполне соответствовал истине, и сегодня большинство историков, занимающихся николаевской эпохой, считает, что царствование Николая I было временем, подготовившим эпоху Великих реформ². Впрочем, и некоторые современники, как правило, придерживавшиеся умеренно консервативных воззрений, пытались по-своему «восстановить баланс» в пользу «прежней системы». К их числу относился общественный и государственный деятель Николай Александрович Качалов (1818–1891). В его мемуарном наследии можно обнаружить любопытные суждения на тему сопоставления дореформенной и пореформенной России. Предметом данной статьи является анализ той части воспоминаний Н.А. Качалова, которая относится к периоду его обучения в Морском кадетском корпусе и службы во флоте и в которой он излагает собственное мнение, сравнивая характеристики русского флота и деятельность Морского министерства в николаевскую эпоху и в период преобразований.

Первая и незавершенная попытка публикации обширного мемуарного наследия Н.А. Качалова состоялась в 1916–1917 гг. на страницах журнала «Голос минувшего». Полное научное издание «Записок» Качалова, включающее вступительную, археографическую и биографическую статьи и комментарии, подготовленное В.Б. Войцеховской-Качаловой, Н.В. Тутолминым, А.В. Мельниковым и др., вышло в свет в 2012 г.³ Введение в научный оборот богатейшего исторического источника представляет значительный интерес для исторической науки, но пока еще находится в начальной стадии. Внимание исследователей в основном привлекает деятельность Качалова в таможенном ведомстве и в должности архангельского губернатора⁴. Страницы, посвященные службе во флоте, еще не стали предметом специального исследовательского интереса.

Как известно, преобразования не только затронули флот и Морское ведомство, но в определенной степени и начались именно с них. Роль Морского ведомства во главе с великим князем Константином Николаевичем в инициировании и обсуждении реформ, в формировании общественного мнения и в объединении под знаменем «прогресса» молодых реформаторов хорошо известна⁵. В исторических исследованиях выявлены положительные итоги морских реформ и их влияние на общее развитие в стране преобразовательного процесса. Тем не менее, морские реформы, как и все другие Великие реформы, имели своих противников в период их проведения и зачастую подвергались общественной критике по прошествии некоторого времени. Консервативные оппоненты либеральных реформаторов далеко не всегда отстаивали корыстные интересы, а развивали определенную логику и имели собственное видение политической реальности, и можно даже утверждать, что сформировали неучтенный в свое время резерв общественной мысли и управленческой практики. Во всяком случае, современные исследователи, говоря о различных проектах и мнениях, исходивших из консервативной среды, склонны признавать их своеобразным «забеганием вперед», в «эпоху контрреформ», так как многие идеи были услышаны в период «корректировки правительственного курса», то есть в 1880-е гг⁶.

Именно к началу 1880-х гг. относится и создание «Записок» Н.А. Качалова. Таким образом, при использовании мемуарного наследия Качалова в качестве источника, характеризующего состояние флота в «николаевскую эпоху» и в эпоху Великих реформ, следует принимать в соображение время и обстоятельства создания источника. Историческая ценность глав «Записок», относящихся к периоду службы во флоте, состоит не столько в возможности их использования для реконструкции объективной реальности, сколько в исследовании самой природы субъективности мемуарного текста, раскрывающей особенности авторского переосмысления феномена реформ. Постоянное сравнение «старой» и «новой» эпох в повседневности, организации, управлении флота (и далеко не всегда в пользу «новой») сформировали осевую линию мемуарного текста Н.А. Качалова.

Н.А. Качалов сделал карьеру от капитан-лейтенанта флота до действительного статского советника. Служба во флоте была началом его биографии. В 1830 г., в возрасте двенадцати лет он поступил в Московский кадетский корпус, который закончил в 1836 г. и в чине мичмана был приписан к одиннадцатому флотскому экипажу Балтийского флота. В 1843 г., уже в чине лейтенанта, Н.А. Качалов выполнял специальное поручение от Е.В. Путятина по организации перевоза закупленных в Англии пароходов и заслужил одобрение за выполнение заграничных заказов для флота. Завершение службы во флоте относится к 1845 г., когда он, в чине капитан-лейтенанта, вышел в отставку в связи с необходимостью управления имением⁷. В дальнейшем Н.А. Качалов занимал различные должности на государственной службе и выполнял разнообразную деятельность в общественной сфере: был предводителем белозерского дворянства в Новгородской губернии (с 1854 г.), председателем Новгородской губернской земской управы (с 1865 г.), архангельским губернатором (1869–1870) и директором Департамента таможенных сборов Министерства финансов (1870–1882).

Значительное влияние на формирование политических взглядов Н.А. Качалова оказали близкое знакомство с непосредственной реальностью и повседневностью государственной и общественной жизни в провинции и сближение (по рекомендации В.П. Мещерского) с формировавшимся в конце 1860-х гг. окружением наследника престола, великого князя Александра Александровича. На вечерах у Александра Александровича, которые устраивал В.П. Мещерский, Н.А. Качалов имел возможность встречаться с К.П. Победоносцевым, Д.А. Оболенским, В.А. Черкасским, М.Н. Катковым, И.С. Аксаковым и др⁸. В письме к наследнику престола от 12 апреля 1868 г. В.П. Мещерский дал Н.А. Качалову следующую характеристику: «Качалов – один их немногих непетербургских русских! Его процесс мыслей совершенно иначе образуется, чем логика А.Д. Шумахера, М.Х. Рейтерна, П.А. Шувалова и тому подобных государственных людей. Логика относительно русского какого-либо вопроса у Качалова сложилась в течение 10 и более лет добросовестного труда ознакомления с народными нуждами, логика же Шувалова, Рейтерна, А.Е. Тимашева и К° созидает готовые представления о России не десятки лет, а в 10 минут, в ту минуту, когда им предлагают место и они отвечают «Да»…»⁹. В 1868 г. Качалов вошел в комиссию под председательством цесаревича Александра Александровича для оказания помощи голодающему населению северных губерний, пострадавших от неурожая, а в 1869 г. принял участие в сопровождении путешествия великого князя по России. Таким образом, в конце 1860-х гг. он оказался вовлеченным в особую политическую среду формирования умеренно консервативного переосмысления реформаторского курса «либеральной бюрократии». В этой среде была актуализирована мысль о неизбежности и необходимости корректировки преобразований, «сочиненных» в либерально настроенных петербургских бюрократических сферах, которую нужно было провести, исходя из конкретных потребностей и проблем государственной и общественной повседневности; то есть в данном случае обретал значение основной тезис консерватизма о превосходстве жизни над теорией. В течение последующего десятилетия такой подход в еще большей степени становился основой мировоззрения Качалова, и именно он определял характер его мемуарных текстов, написанных в 1883–1888 гг.

Действительно, в главах, посвященных учебе в Морском кадетском корпусе и службе во флоте, мемуарист постоянно подчеркивает прагматические стороны описываемой действительности, прошедшие проверку временем, основанные на исторических традициях, и очень часто сетует на поспешность и необоснованность отказа от многих из них в ходе различных преобразований.

Говоря об обучении в Морском корпусе, Н.А. Качалов несколько раз возвращается к той мысли, что вся система преподавания и воспитания в стенах этого учебного заведения в 1830-е гг. была направлена к развитию способного специалиста из любого «шалуна и лентяя», к каковым он причислял и самого себя в отрочестве. В воспоминаниях можно встретить много теплых и признательных слов в адрес педагогов и офицеров корпуса, и особенно – его директора И.Ф. Крузенштерна. Отличительной чертой «системы воспитания Крузенштерна» Качалов назвал выработку в воспитанниках способности «скоро присматриваться к новому делу и уметь производительно применять к нему свои сведения»¹⁰. Этому способствовал и состав преподаваемых дисциплин, среди которых преобладали математические и специальные морские науки, и повышенное внимание к практике военно-морского дела. Кадеты умели убирать паруса, брать рифы, были гребцами на шлюпках, исполняли все матросские обязанности и, таким образом, проходили «превосходную практическую подготовительную морскую школу». «Каждое лето гардемарины последних двух классов посылались в Кронштадт на военную эскадру и расписывались по кораблям для плавания в течение всей навигации… Я помню, какая была общая радость, когда суда эти начинали весной вооружаться, с каким интересом следили за ходом работ, и это возбуждало морской дух и знакомило с процессом вооружения»¹¹.

Примечательно, что, вспоминая о годах обучения в Морском кадетском корпусе, среди положительных сторон организации учебного процесса мемуарист называет те, которые можно рассматривать как частные проявления общественного устройства, основанного на ценностях стабильности, социальной защищенности и опеки. Принято считать обратной стороной такого порядка пониженную личную ответственность за свое будущее, но в период перехода к модели общества, основанной на конкуренции капиталов, возможностей и личных интересов, ностальгия по романтизируемым временам «безрисковой реальности» имеет определенный положительный смысл, возвращая к вопросу о социальной справедливости. Во всяком случае, Качалов видел достоинство «прежнего» времени в Морском корпусе в том, что в нем совершенно не было исключенных за провинности или неспособность к учению, и «по милости этого гуманного взгляда большая часть вырабатывалась в людей порядочных и полезных»¹².

В целом положительную оценку мемуариста получил и сословный принцип в подготовке кадров флота. При этом Н.А. Качалов, отказываясь от прогрессивных идей нового века, руководствовался соображениями прагматического характера и исходил из ценностей стабильности и защищенности профессионально-военной корпорации. По этому поводу он замечал: «В прежние времена моряки терпеливо переносили лишения и трудную службу, имея в виду, что дети их поступят в Корпус и получат дальнейшую дорогу»¹³. Мало того, по мнению Качалова, именно семья и сословно-корпоративная среда воспитывали моральные и профессиональные качества морских офицеров: «Воспитанники Морского корпуса состояли преимущественно из детей моряков, которые, вырастая в семье моряков и в обществе моряков, с молоком всасывали понятия о своей будущей службе и своих обязанностях; кроме того, дети видели, что окружающее их общество терпеливо переносило лишения при получении скромного казенного содержания… наконец, дети моряков с детства усваивали правила чести и убеждение, что казну и особенно матроса обворовывать стыдно, исполнять небрежно свои обязанности, когда от этого зависит часто жизнь целого экипажа, грешно и пр.»¹⁴. Мемуарист подверг критике реформы в Морском корпусе, проведенные новым директором В.И. Римским-Корсаковым, в результате которых был допущен прием в учебное заведение детей всех сословий. По его мнению, конкуренция сословий сократила возможность приема детей старых заслуженных моряков, а воспитанники из других сословий «не могли усвоить корпоративных, выработанных морским кружком общественных понятий и внесли рознь как в товарищество, так и в кают-компанию»¹⁵.

Разумеется, автору воспоминаний нельзя было обойти многих неприглядных сторон «прежней системы» обучения и воспитания в Морском корпусе. Качалов упоминал о редко употреблявшихся, но чрезвычайно психологически эффектно обставленных телесных наказаниях, которые «тиранили бедных мальчишек», признавал, что педагоги еще не имели понятия об изучении детских характеров, описывал случаи банальной «показухи» в повседневности учебного заведения, когда к приезду государя и высшего начальства воспитанников переодевали в новые мундиры и всюду настилали новые ковры и одеяла и т. п. Тем не менее, отдельные недостатки не повлияли на общую оценку благодарного воспитанника Морского корпуса: «Цель каждого учебного заведения – это дать воспитаннику, во-первых, полезные для его будущей жизни сведения и, во-вторых, развить способность применять эти сведения с пользой в жизни. Я по собственному опыту испытал, что Морской корпус в этом отношении достигал цели»¹⁶.

Переходя к воспоминаниям о службе во флоте (с 1837 по 1845 гг.), Н.А. Качалов честно признавал, что очень многое стерлось из памяти: «Время морской моей службы вспоминается как в тумане и поглощается позднейшими, более важными и сознательными событиями жизни»¹⁷. Собственно, именно «позднейшие события», настроения и представления Качалова и определили построение и содержание мемуарного текста, центральной линией которого стало сравнение флота в дореформенную эпоху и после преобразований второй половины 1850–1860-х гг.

Н.А. Качалов подчеркивал, что в период его службы в Балтийском флоте каждый из двадцати семи флотских экипажей имел свой парусный линейный корабль, все фрегаты, бриги, шхуны и пароходы были расписаны по экипажам и комплектовались командами из своих экипажей. Никто ни года не оставался без плавания: «В продолжение моей службы я ни одного года не оставался без плавания, а я служил без всякой протекции»¹⁸. Вследствие этого на самом высоком уровне были боевые качества и практическая подготовленность. Дорогим воспоминанием для бывшего моряка оставалась картина Кронштадтского рейда: «Флот стоял в три линии: линия кораблей, другая – фрегатов и корветов и третья – мелких судов, и протягивалась до Толбухина маяка… Картина была внушительная и не то, что теперь, когда Кронштадтский рейд пуст». Блестящие парадные картины жизни флота прочно ассоциировались в сознании мемуариста с образом императора Николая и величественным внешнеполитическим имиджем империи: «Государь Николай Павлович любил флот, часто его посещал и привозил иностранцев, и его тешила такая значительная морская сила. И сила эта производила должное впечатление на иностранцев. Вероятно, в этих видах государь очень интересовался, чтобы состав флота для смотра был полнее, и смотр назначался во время приезда иностранных государей»¹⁹.

В то же время мемуарист не был склонен приукрашивать повседневность морской службы в николаевскую эпоху. Он писал о недостаточности содержания и фактической бедности офицеров, о невероятно тяжелых бытовых условиях матросов, о вечных проявлениях «показухи» и специально для государя устраивавшихся, не отражавших реального положения дел «мошеннических» смотрах отдельно подготовленных экипажей. Вместе с тем, Качалов старался понять, почему, при всех тяготах суровой повседневности, служившие во флоте составляли профессионально сильную и морально крепкую корпорацию. В поисках ответа на этот вопрос он пытался найти положительную основу в уходивших в прошлое ценностных социальных установках справедливости, порядка, устойчивости, стабильности и защищенности. Жизнь морских офицеров была «расписана», производство в чины «шло туго, но для всех одинаково», «всем было место, и каждый знал, что он до смерти не останется без куска хлеба, и потому терпеливо переносил и тягость службы, и нищенское содержание»²⁰. Даже говоря о рекрутской повинности и 25-летнем сроке службы, на основе которых создавалась «громадная, но уродливая и варварская сила в руках правительства», автор «Записок» указывал на то, что за длинный срок вырабатывались великолепные боцманы, унтер-офицеры, рулевые и различные искусные мастера на все виды морских ремесел²¹.

В итоге Качалов формулирует мысль об общей эффективности прежней организации жизни флота: «Жизнь образовала замечательную корпорацию, которая жила, постоянно окруженная морской атмосферой, и в ней существовал истинный молодецкий морской дух. Несмотря на отсутствие паровых двигателей, несовершенства судостроения, снабжения судов… моряки на неуклюжих парусных судах совершали кругосветные плавания, в боях не уступали иностранным флотам»²². Крымская война, по мнению Качалова, послужила доказательством силы русского флота: «Осада Севастополя доказала, что черноморские моряки были люди железные и герои… Ежели моряки держались в Севастополе 11 месяцев без укреплений, с корабельными орудиями, при недостатке пороха и снарядов, с войсками, вооруженными дрянными ружьями, и без путей сообщения с центром снабженья, то, конечно, при полном пособии союзники были бы прогнаны»²³. Содержание этого фрагмента показывает, что Качалов видел недостатки, мешавшие развитию флота, и вполне понимал необходимость реформ. Принципиальное несогласие Качалова вызывали не сами по себе преобразования, а их методы, характер и направленность, сформировавшиеся в конкретно исторический момент и при самом непосредственном влиянии вполне определенных исторических лиц.

Основой качаловской критики морских реформ, осуществленных в период руководства Морским ведомством великого князя Константина Николаевича, является мнение о проявленной небрежности к исторически сложившимся традициям в организации и управлении флота. По убеждению Качалова, эти традиции следовало непременно сохранять и развивать, а основное внимание следовало сконцентрировать только на техническом перевооружении флота и улучшении его обеспечения. В «Записках» Качалова присутствует образ «ломки» и «перестройки» флота как части общей «ломки» и «перестройки» всего общественного устройства. В Морском министерстве, которое «оказалось самым либеральным и передовым при возбуждении всех новых вопросов», «начались всевозможные реформы и общая ломка, но жаль, что ломали слишком страстно и усердно и потому недостаточно осмотрительно», вследствие чего «реформаторский шум и гром не принесли государству и флоту всей желаемой и возможной пользы»²⁴.

В «Записках» Н.А. Качалова можно встретить нелицеприятные высказывания в адрес группы реформаторов, известных под названием «константиновцев». Великого князя Константина Николаевича он считал умным, хорошо образованным и специально подготовленным к морскому делу человеком, но при этом испытавшим разлагающее влияние придворной атмосферы и особого статуса («бесконтрольная власть портит каждого»), с сильно развитым честолюбием и страстью заниматься только «необыкновенными» вещами, но не рутинными и обременительными обязанностями²⁵. Однозначно отрицательной фигурой в воспоминаниях выглядит Н.К. Краббе, ближайший помощник Константина Николаевича, управлявший Морским министерством с 1862 г. («был человек, хотя умный, но безнравственный, эгоист и как государственный человек окончательно ничтожный и вредный, и такая личность имела власть изломать целое учреждение и вредно направить его на долгое время»). Следует отметить, что негативные оценки в адрес Н.К. Краббе можно встретить и в воспоминаниях лиц, входивших в группу реформаторов флота (к примеру, И.А. Шестакова и Д.А. Оболенского)²⁶.

Примечательно, что Н.А. Качалов обратил внимание на фактор конкуренции поколений в управленческой элите. Он подчеркивал, что генерал-адмирал Константин Николаевич был окружен «молодежью высшего образования и европейских взглядов» (мемуарист называл А.В. Головнина, Д.А. Толстого, Д.А. Оболенского, М.Х. Рейтерна, Д.Н. Набокова, С.И. Грейга, Н.К. Краббе). Молодые реформаторы «массу почтенных стариков… без всякой причины перечислили в резерв флота, глубоко оскорбили почтенных служивых, уменьшили их содержание и укоротили их век, не принеся ни малейшей пользы службе»²⁷. Здесь следует отметить, что в 1855 г. А.В. Головнину было 34 года, а Константину Николаевичу – 27 лет, и мемуарные тексты Головнина, действительно, вполне четко фиксируют самосознание «молодых реформаторов», ощущавших свою противоположность «старикам-ретроградам»²⁸.

Кроме необдуманного отношения к традициям управления и организации флота, Н.А. Качалов называл и другие ошибки реформаторов Морского ведомства. Так, по его мнению, их силы и внимание были излишне сконцентрированы на отдельных прогрессивных и «прорывных» в техническом отношении направлениях, при том, что сила флота состоит в правильном и равномерном развитии его общей массы. Мемуарист обратил внимание и на неприглядное соседство модернизации флота с возникновением новых форм и масштабов финансовых махинаций. По этому поводу он иронизировал: «Цивилизация идет параллельно с мошенничеством… так, с развитием парового флота появились командиры, наживавшие деньги на каменном угле, увеличивая по журналу число часов под парами, и также при покупке угля за границей. В мое время как командиры, так и офицеры от судов и команд не имели ни копейки доходов»²⁹.

Итог сравнения состояния флота в «николаевскую» эпоху и в эпоху преобразований выглядел, с точки зрения Н.А. Качалова, неутешительно. По его мнению, несомненное преимущество нового флота было в технической стороне и образовательном статусе офицерского состава, но «в пользу прежнего управления» преимущество заключалось в общем числе плавающих судов, в эффективности сравнительно с количеством употребляемых расходов, в значении русского флота в отношении флотов других морских держав, в практической подготовленности и боевых качествах «морской корпорации»³⁰. Разумеется, мемуарист был крайне пристрастным и излишне бескомпромиссным судьей морских реформ, но его воспоминания очень ярко высвечивают позицию консервативных оппонентов преобразований, по-своему отразивших сложные внутренние противоречия и реформаторские риски, наложившие значительный отпечаток на общее развитие флота. Во всяком случае, даже и по мнению современных исследователей морских реформ, они «не прошли бесследно для флота, и, несмотря на то, что к концу 1870-х гг. он оказался не столь уж силен, как того можно было ожидать, его нельзя уже было сравнить не только по внешнему виду, но и по внутреннему строю с тем, каким он был накануне Крымской войны»³¹.

1 Кочукова О.В. Из опыта осмысления истории Франции XVIII в. в контексте общественных дискуссий в России середины XIX в. (русские отклики на сочинение А. Токвиля) // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Т. 15. 2013. № 5. С. 19–20.

2 См., напр.: Андреева Т.В., Выскочков Л.В. Николай I: PRO ET CONTRA (Зеркало для героя) // Николай I: pro et contra, антология / Сост., вступ. статья, коммент. Т.В. Андреевой, Л.В. Выскочкова. СПб., 2013. С. 62.

3 Качалов Н.А. Записки тайного советника. М., 2012.

4 См.: Попов Г.П. Губернаторы русского Севера. Архангельск, 2001 (глава об архангельском губернаторе Н.А. Качалове); Мельников А.В. «Записки тайного советника Н.А. Качалова» – малоизвестный источник по истории таможенного управления 1870–1880-х гг. // Торговля, купечество и таможенное дело в России XVI–XIX вв. Курск, 2009. С. 352–355; Тутолмин Н.В. О Н.А. Качалове и его «Записках» // Качалов Н.А. Записки тайного советника. М., 2012. С. 11–24.

5 См., напр.: Шевырев А.П. Русский флот после Крымской войны: либеральная бюрократия и морские реформы. М., 1990; Он же. Во главе «константиновцев»: великий князь Константин Николаевич и А.В. Головнин // Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей. СПб., 2012.

6 См.: Абакумов О.Ю. Реформаторы из Третьего отделения: политическая полиция в борьбе за реформы // Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей. СПб., 2012. С. 132.

7 См.: Тутолмин Н.В. О Н.А. Качалове и его «Записках». С. 13.

8 См.: Мещерский В.П. Мои воспоминания. М., 2003. С. 135.

9 Мещерский В.П. Письма к великому князю Александру Александровичу, 1863– 1868 / Сост., публ., вступ. ст. и коммент. Н.В. Черниковой. М., 2011. С. 456.

10 Качалов Н.А. Записки… С. 128.

11 Там же. С. 129.

12 Там же. С. 126.

13 Там же. С. 138.

14 Там же. С. 137.

15 Там же. С. 138.

16 Там же. С. 153.

17 Там же. С. 158.

18 Там же. С. 161.

19 Там же. С. 164.

20 Там же. С. 160.

21 Там же. С. 181–182.

22 Там же. С. 177.

23 Там же. С. 178–179. 24 Там же. С. 193.

25Там же. С. 194–195.

26 Записки князя Д.А. Оболенского. 1855-1879 / Отв. ред. В.Г. Чернуха. СПб., 2005. С. 384–385; Шестаков И.А. Полвека обыкновенной жизни. Воспоминания (1838– 1881). СПб., 2006; См. также: Шевырев А.П. Русский флот после Крымской войны... С. 9.

27 Качалов Н.А. Записки… С. 210.

28 См.: Головнин А.В. Материалы для жизнеописания царевича и великого князя Константина Николаевича. СПб., 2006. С. 124–125.

29 Качалов Н.А. Записки… С. 168.

30 Там же. С. 160–161.

31 Шевырев А.П. Русский флот после Крымской войны… С. 164.