К вопросу об атрибуции японского клинкового оружия в музее: японский нож, употребляемый в ритуалах религии синто, Анисимова М.А. (Санкт-Петербург), Друзь В.А. (Москва)

Министерство обороны Российской Федерации Российская Академия ракетных и артиллерийских наук Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи Война и оружие Новые исследования и материалы Труды Третьей Международной научно-практической конференции 16–18 мая 2012 года 

ЯПОНСКОЕ традиционное клинковое оружие является одним из сложных для атрибуции предметов, т. к. требует целого ряда специфических познаний и, кроме того, умения читать старинные японские надписи. Как и для любого музейного предмета, для японского оружия процесс атрибуции состоит из определения размеров, материалов, техники изготовления, установления времени и места, а также (по возможности) имени мастера. Кроме того, важными моментами являются определение сюжетов изображений на деталях меча и, конечно же, выявление истории бытования.

Японский меч (или нож) состоит из ряда деталей. Основными объектами изучения являются клинок и его хвостовик, цуба (гарда меча), а также детали рукояти и ножен. Каждая из перечисленных деталей – ценный источник информации, иногда дополняющей друг друга, иногда противоречивой, так как детали на одном мече могут относиться к разному времени и месту производства. Это обусловлено тем обстоятельством, что все они взаимозаменяемы и сам меч легко собирается и разбирается, как конструктор, – особенность, характерная для холодного оружия Японии. Установление размеров и типов деталей позволяет определить, к какому именно виду относится данный тип оружия – катана, тати, вакидзаси или танто и т. д.

Весьма информативными, несомненно, являются иероглифические надписи на оружии, позволяющие зачастую установить точное место, время изготовления предмета, его назначение. Традиция подписывать клинки и прочие детали меча имеет в Японии весьма
давнюю традицию.

Примерный ход процесса атрибуции японского клинкового оружия может быть показан на примере весьма интересного японского ножа (инвентарный номер 0121/1014), хранящегося в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи. Надо сказать, что музей обладает одной из самых значительных в стране коллекций японского холодного оружия.

Этот небольшой японский нож привлек внимание в процессе работы над изучением коллекции своими загадочными надписями на клинке и хвостовике. Описание его в научно&инвентарной карточке музея довольно коротко: «Нож японский. Клинок с тремя иероглифами. Рукоять кожи ската, тесьма и украшения сорваны. Цуба малая с цветами».

Размеры предмета: общая длина 47 см, длина клинка 32,4 см, ширина 2,9 см, цуба 5,8 х 4,6 х 0,5 см.

Клинковое оружие подобного размера и типа в Японии обычно называют танто – оружие с коротким клинком. Согласно имеющейся в нашей стране оружейной классификации, может быть определено как нож, т. к. имеет одно лезвие. Использовать танто могли как самураи, носившие его одновременно с мечом, в качестве вспомогательного оружия, так и прочие сословия в Японии. Ношение мечей было привилегией исключительно самураев ¹.

Каких-либо сведений об источнике поступления этого предмета, к сожалению, в музее не сохранилось. Точно известно лишь, что он находится в музее с 1936 г., т. к. в музейной документации зафиксирован факт возврата этого ножа из Артиллерийской технической школы в августе 1936 г., куда он выдавался, наряду с прочими музейными предметами, во временное пользование, возможно для проведения выставки ².

Вероятнее всего поступил он, как и большая часть восточного холодного оружия, в музей в 1920-х гг. из Государственного музейного фонда. Государственный музейный фонд, образовавшийся в 1918 г., занимался хранением, инвентаризацией и распределением вывезенных из дворцов, усадеб, частных квартир и учреждений национализированных ценностей и предметов музейного значения.

На первый взгляд, нож ничем не примечателен. Оправа довольно скромная: муфта хабаки на основании клинка сделана из меди; цуба железная, формы мокко (скругленный прямоугольник) с волнистым краем. В цуба имеется отверстие для вспомогательного ножичка кодзука. С лицевой стороны поверхность цуба украшена рельефной гирляндой, состоящей из цветов и трав, выполненной инкрустацией золотом, серебром и медью, а в верхнем левом углу имеется изображение выходящей из облаков луны. Рукоять деревянная, по бокам имеются вставки из шероховатойкожи ската (самэ), большая часть оплетки из хлопчатобумажного шнура и накладные украшения мэнуки утрачены. Рукоять закреплена на хвостовике при помощи деревянного клинышка мэкуги. Фути (навершие рукояти)и касира (муфта на основании рукояти) сделаны из патинированной меди, украшены изображениями цветов и цикад, выполненными в технике резьбы, гравировки и позолоты. Ножен нет.

Клинок стальной, слабоизогнутый, имеет форму хирадзукури (с плоскими боковыми гранями и ребром по обуху), наиболее часто встречающуюся среди японского короткоклинкового оружия. Вдоль лезвия виден хамон (линия закалки) типа сугуха в виде прямой светлой неширокой линии. Конец клинка обломан.

На клинке выгравированы три иероглифа китайского происхождения. Гравировки хоримоно не являются редкостью на японских клинках. На них часто можно видеть изображения или имена божеств смешанного синто – буддийского пантеона, например –  Фудо&мёо, Хатимана, их атрибуты или символы в виде стилизованных санскритских букв – бондзи. Также нередки изображения ваджры – символического буддийского оружия для изгнания пороков. 

Нож японский танто, инв. № 0121/1014

Цуба ножа с изображением осенних цветов 

Фути (муфта на основании рукояти ножа) с изображением цветов и насекомых 

Как пишет Иимура Ёсиаки в книге «Большое собрание образцов мечей синто», «издавна на мечах было принято вырезать разнообразные бондзи и китайские иероглифы. Использовали знаки, имеющие отношение к синтоистским и буддийским учениям… Они воплощали так называемое «гневное тело» (досин), которое отгоняло от меча злых духов (акума) и рассеивало их. Иероглифы, связанные с синтоистскими и буддийскими божествами и ритуалами, распределялись на теле (ми) клинка и считались чрезвычайно важным элементом, значительно повышающим и качество формы меча (сугата) и достоинство меча в целом… Они указывали на непосредственную связь с областью сакрального и одновременно оберегали меч»³.

Для клинков более позднего времени, относящихся к эпохе Эдо (XVII–XIX вв. – период правления сегунов Токугава) характерны гравированные изображения драконов, ветки сливы, бамбука, стихотворные строки и многое другое 4. Появление стихотворных строк на клинках, наряду с именами или атрибутами божеств, объясняется особой ролью поэзии в японской культуре. Вака (японская песня) вплоть до нового времени не утрачивала глубинной связи с ритуалом, а происхождение поэзии было принято связывать с конкретными божествами.

Прочтение и перевод надписи на клинке ножа оказалось делом весьма непростым. Прежде всего потому, что вырезаемые на металле иероглифы зачастую подвергаются стилизации, часть черт, из которых они состоят, опускается для простоты исполнения, а как известно, иероглифы с совершенно разным значением могут отличаться друг от друга одной незначительной чертой или эле& ментом.

В данном случае если прочтение первого и третьего иероглифа не вызывало особых затруднений, то второй был стилизован до неузнаваемости и только в результате перебора массы вариантов удалось прочитать эту надпись следующим образом : «». Первый иероглиф мог читаться как «усуй» – «тонкий, слабый», второй «тамэ» – «для», третий как «то» или «катана», что переводится как меч, нож, вообще клинок. При этом смысл надписи оставался непонятным.

Через некоторое время удалось выяснить наличие еще одного малоизвестного значения первого иероглифа , который помимо чтения «усуй» читается еще как и «сусуки». Слово сусуки по&японски означает растение, называемое мискант китайский (Miscantussinensis). Сусуки («тонкий, узкий»), по всей видимости, получил название по форме листьев, так как у китайского мисканта они длинные, тонкие, острые и блестящие, второе его наименование – обана (буквально «хвостатый цветок», так как его цветущая метелка напоминала пышное оперенье хвоста птицы). Почти до самого конца лета – молодая метелка голубоватая. Осенью растение достигает 1,5–2 м высотой, а цветы приобретают желтовато&коричневый оттенок. На последней стадии они становятся белыми, после чего опадают. В долинах встречаются заросли этого растения .

Надпись, выгравированная на клинке: «Сусуки тамэ гатана» 

Сусуки входит в число так называемых «аки но нанакуса» семи осенних трав – растений, цветущих осенью. Уже с начала седьмого века официально существовал ритуал сезонного сбора трав. Сбор трав и приготовление похлебки (или приправы) из семи весенних или осенних трав должен был обеспечить собирателю здоровье и благополучие в грядущем отрезке сезонного цикла. Чаще всего речь идет о наборе из семи растений, причем состав набора с течением времени несколько менялся, менялись и названия одних и тех же растений, однако китайский мискант неизменно присутствовал в этом наборе. Помимо сусуки в число семи трав входят хаги (леспедеца двуцветная – декоративный полукустарник, чьи листья напоминают клевер), кудзу (пуэрария лопастная – травянистая лиана), надэсико (гвоздика пышная), оминаэси (японская валериана), фудзибакама (посконник прободенный – растение из семейства астровых), кикё (китайский колокольчик). Семь осенних трав играют в религии и культуре Японии большую роль еще с древних времен, и этот мотив принадлежит к числу классических в японском искусстве. Число семь в буддизме символизирует «счастье», но в первую очередь сусуки связан с обрядами, так или иначе ассоциирующимися с синтоистскими верованиями. Синтоизм – японская коренная языческая религия, ее основу составляет культ предков и поклонение силам природы. В основе синто лежат мифология древних японских племен, изложенная в японских хрониках Кодзики и Нихонги, которые считаются священными книгами этой религии. Самым же главным является культ или ритуал. Это выражение и празднование сознательного соучастия людей в природных ритмах и делах божеств. Через ритуал достигается ощущение единства и слияния с живой природой⁵.

Осенними травами принято было любоваться в течение сезона, отмечая, как они меняются со временем. Накануне Праздника любования полной луной (цукими), который приходился на пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю, семь осенних трав принято было срезать, чтобы приготовить особую приправу для рисовых колобков данго. Такая пища в ночь полнолуния восьмого месяца, по поверью, впитывала магическую силу луны, прибавляла жизненную энергию, обеспечивала долголетие, приносила счастье, удачу, достаток в дом. На специальные «столики для луны» ставили подносы, на которые клали пятнадцать приправленных данго (они символизировали возраст луны – полнолуние). Возле столика зажигали две свечи и ставили вазу с пучками сусуки. В то время его метелки уже становились белыми. Заготовка осенних трав (и сусуки в том числе) для приготовления приправы превращалась в особый обряд: «срезать сусуки» (а делать это совсем не легко, поскольку стебли его достаточно прочные) – в этом контексте означает «совершать ритуальное действие с благими целями».

Поэтому надпись на ноже правильнее всего будет прочитать как «сусуки тамэ гатана» – нож для сусуки. Подобная надпись может восприниматься и как «меч благой силы, благородных “помыслов”», и как «нож для (срезания) сусуки» (орудие отменной режущей способности и одновременно орудие ритуала, священное орудие).

В праздновании осеннего полнолуния растение используется дважды – как трава для приготовления священной пищи и как срезанные колосья с метелками в вазе.

Однако это не единственный ритуал, в котором сусуки отводится важная роль. Знакомство с сезонными праздниками и ритуалами обнаруживает, что сусуки используется в ряде синтоистских праздников в различных храмах в качестве торимоно – сакральных предметов, которые участники службы, а иногда и верующие, держат в руках. В торимоно в процессе обряда временно нисходит божество, которому посвящен праздник.

В качестве примера можно привести праздник Фудзи-Ёсида. Он называется также «Праздник огня», или «Праздник Сусуки». Он проводится в синтоистском святилище Сэнгэн-дзиндзя, расположенном при входе на дорогу, по которой совершается восхождение на гору Фудзи. Святилище находится в городе Фудзи-Ёсида в префектуре Яманаси. Праздник проводится два дня – 26–27 августа (по солнечному календарю) – и является закрытием сезона восхождения на гору Фудзи.

Происхождение этого мацури связано с божеством Ко-но Ханано Сакуя-химэ, основным женским персонажем в сюжете о женитьбе внука богов Ниниг-но микото – внуке богини Аматэрасу.

Согласно мифологическим сводам Кодзики и Нихон сёки,Ниниги-но микото из двух сестер горного божества, которое он встретил, спустившись на землю, отдал предпочтение прекрасной Сакуя-но Химэ, чье имя означает «дева, цветущая, как цветок на дереве», и отверг некрасивую Иванага-химэ (Дева-Долгая Скала). Рассерженный отец сказал, что жизнь потомков небесных богов будет недолговечной, как цветы. Сакуя-но Химэ зачала детей после первой ночи, и Ниниги выразил сомнение, что дети принадлежат ему. Тогда Сакуя-химэ, чтобы доказать свою чистоту, затворяется в хижине, сооруженной из травы, и поджигает ее, но и сама она и рожденные ею дети остаются невредимыми.

Срезание сусуки на этом празднике имеет особый смысл, как напоминание о том, из чего Сакуя-но Химэ сооружала свою хижину. В течение первой ночи праздника возжигают факелы. Во второй день праздника, когда переносные алтари возвращаются в храм, участники шествия несут в руках пучки срезанных сусуки. Это символизирует начало осени и надежду на умилостивление вулкана Фудзи, поскольку Сакуя-но Химэ были отданы все почести. Ритуал означает также, что зло сожжено в пламени факелов, а «чистые»
сусуки обеспечат благодатную осень.

Срезают сусуки и в праздник другого храма – Великого святилища Сува. Он посвящен празднику урожая. Проводился он также 26 числа седьмого лунного месяца (т. е. 26 августа по солнечному календарю). Обряд благодарения за урожай с молитвами за новый  урожай заключался в ритуале срезания сусуки и во вкушении бобов и риса палочками, сделанными из срезанных сусуки. Они символизировали очищение и несли охранительную функцию.

В поэзии названия растений по своим магическим свойствам отождествлялись с самими растениями. Поэтому и поэтические строки, и наименования растений, воспроизведенные на клинках, по большому счету играли ту же очистительную и охранительную роль, какую исполняли имена божеств и связанные с ними магические словесные формулы. Кроме того, со временем они приобрели дополнительный смысл – выступали показателем уровня культуры владельца – заказчика оружия.

Таким образом, перевод надписи выявил тот факт, что данный нож имел предназначение, скорее, не боевое, но ритуальное. Изображение гирлянды цветов, трав и луны на цуба,очевидно, также не было случайным и было связано с мотивом семи осенних трав акино нанакуса, что гармонировало с предназначением клинка.

Подтвердил ритуальное назначение ножа и перевод иероглифической надписи на хвостовике клинка. Хвостовик японского клинкового оружия является одной из наиболее информативных частей японского клинкового оружия. По характеру патины и насечке на нем можно делать, хоть и с определенными оговорками, выводы о возрасте клинка. Старые мечи покрыты густой темно-коричневой патиной, иероглифы и следы насечки слабо различимы, зачастую видны не полностью, на мечах более поздних слой патины менее густой и имеет светло-коричневый цвет. Исключения бывают, когда меч почти не использовался и хранился в идеальных условиях, например смазанный гвоздичным маслом в специальных деревянных ножнах сирасая. Тогда, несмотря на возраст, густой патины может и не образоваться. Также на подделках под старинные мечи, которые не были редкостью в самой Японии, патинирование могло наноситься искусственным методом.

У данного меча хвостовик покрыт ржавчиной не полностью, имеются пятна незаржавевшего железа, что характерно для не очень старых мечей – второй половины XIX – начала XX вв. Этот вывод подтверждается при переводе надписи, выгравированной на одной из сторон хвостовика клинка, по которой меч может быть датирован точно: (Кэйо ганнэн сигацу), что означает «четвертый месяц начального года эпохи Кэйо» – апрель 1865 г. На той же стороне вырезана и еще одна надпись, которой в классическом  оформлении хвостовика быть не должно. Наиболее распространенными для японского меча являются подписи на хвостовике с указанием имени и места жительства, иногда титула автора на одной стороне и даты на другой. Но приблизительно в XIX в. у японских кузнецов появляется тяготение к многословным надписям, которые могут включать в себя информацию о заказчике, о проводимых при помощи данного меча «тестах» по рубке тел, изречениям и т. п.

Данная дополнительная надпись: «», несмотря на то что все иероглифы написаны относительно разборчиво, долгое время оставалась также непонятной. Иероглиф – моттэ – можно перевести как «использовать», сочетание  читается как «Тадо» – название синтоистского храма (Храм Тадо, или Тадо&тайся, существует и по сей день в провинции Кувано, провинции Миэ) и иероглифы  – «ки тау корэ» – означают «выковал это». Самым загадочным оставалось сочетание иероглифов «», не встречающееся в современных словарях. Наконец при помощи японских источников удалось установить перевод и этих иероглифов, читаемых как «имиби» и означающих – «священный огонь». «Ими  би» – огонь, очищающий нечистоту, зажигается в синтоистском храме исключительно путем трения и используется для приготовления синсэн – пищи, подносимой богам.

На обратной стороне имеется надпись, содержащая информацию о месте изготовления и о мастере, выковавшем клинок: «» – «Кувано дзю Мисина Гимэйсай Хирофуса саку», что означает « Изготовил житель города Кувано (префектура Миэ) Мисина Гимэйсай Хирофуса». Про этого мастера известно, что он работал в конце эпохи Эдо в 1840–1860 гг., преимущественно в провинциях Исэ и Ига. Изготавливал мечи в традиции оружейной школы Бидзэн, одной из основных в Японии⁶. 

Иероглифическая надпись на хвостовике ножа, указывающая на время и способ его изготовления при помощи священного огня имиби

В целом, надпись на хвостовике может быть прочитана как «Житель Кувано Мисина Гимэйсай Хирофуса, используя священный огонь (храма) Тадо, выковал это, в четвертый месяц начального года эпохи Кэйо».

Таким образом, благодаря проведенной атрибуции, в первую очередь переводу надписей как на клинке, так и на хвостовике клинка, изучению сюжета цуба, удалось установить тот факт, что этот ничем не приметный на первый взгляд японский нож является ритуальным синтоистским орудием для срезания травы сусуки. Этот нож не мог использоваться для каких&либо других целей, так как это означало бы его осквернение.

Выявление такого предмета представляет несомненный интерес, так как ни в русскоязычных, ни в англоязычных изданиях информации о подобном японском ритуальном оружии нет, что свидетельствует о недостаточной изученности этого вопроса. Редкость
подобных предметов, явно не бывших предметами массового производства, не вызывает сомнения, поэтому нож для срезания сусу ки может считаться одним из интереснейших в коллекции музея.  

1 Синицын А.Ю. Самураи – рыцари Страны восходящего солнца. История, традиции, оружие. СПб., 2007. С. 290.

2 Архив Военно&исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ф. 3р. Оп. 9. Ед. хр. 21. Л. 45.

3 Синто Дайкан. Маки но ни (т. 2). Токио, 1978. С. 576.

4 Баженов А.Г. Экспертиза японского меча. СПб., 2003. С. 256.

5 Накорчевский А.А. Синто. СПб., 2003. С. 20.

6 Нихон токэн дзитэн (Энциклопедический словарь японских мечей). Токио, 1986. С. 216.