Б.В. Мегорский (Санкт-Петербург) «ОТДАТЬ НЕЛЬЗЯ СЖЕЧЬ». ОСТАВЛЕНИЕ ГОРОДОВ И КРЕПОСТЕЙ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ

---

Управление культуры Минобороны России Российская Академия ракетных и артиллерийских наук Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

Часть III
Санкт-Петербург
©ВИМАИВиВС, 2016
©Коллектив авторов, 2015
© СПбГУПТД, 2016 

---

Триста лет назад, 24 февраля (7 марта) 1716 г. завершилась последняя для российских войск осада крепости в ходе Северной войны. Небольшой средневековый замок Каянеборг (совр. Каяаани) в центральной Финляндии был взят отрядом майора А.И.  Румянцева; в целом операция эта не была ни масштабной, ни необычной с тактической точки зрения. Особенной ее сделало то, что пять недель осады пришлись на январь–февраль, в такой суровый сезон, как правило, осады не вели. В итоге небольшой шведский гарнизон сдался на дискрецию и был взят в плен, а сама цитадель взорвана и оставлена победителями¹. Юбилей этого финального аккорда последней петровской осады дает нам повод порассуждать о том, как часто за годы войны участникам случалось покидать города и крепости, и была ли судьба взорванного замка типичной для Северной войны. Где в фразе «отдать нельзя сжечь»² ставили запятую? Подобные сюжеты объяснимо обделены вниманием исследователей, однако представляется, что эта грань военной повседневности заслуживает своего обзора.

Прибегнуть к уничтожению взятой крепости могли в случаях, когда она была не нужна победителю или у занимающей ее стороны не было возможности ее оборонять, но, в любом случае, они не хотели, чтобы укреплениями и ресурсами города воспользовался противник. Например, в июле 1701 г. после победы шведов в сражении на Двине саксонцы взорвали Коброн шанец напротив Риги – уходя, они проложили к пороховому магазину зажженный фитиль. Один из бастионов укрепления взлетел на воздух на виду у шведов так, что от испуга лошади шведской армии оторвались от коновязей и разбежались по окрестностям³. В изменившейся обстановке саксонско-русский гарнизон был вынужден покинуть и крепость Кокенгаузен (совр. Кокнесе), так как не имел возможности ее оборонять от приближавшейся армии Карла XII. Князь Н.И. Репнин в своих «отписках из Рижского похода» поведал, как комендант крепости саксонский полковник Бозен эвакуировал город: «нарядные бомбы и ядра разные и пушечные да два маджера [мортиры. – Б.М.], которые лежали на берегу, сталкали в Двину… и в городе пушек с двадцать и больше зарядили ядра по три и по четыре и порохом насыпали как мочно ядра положить. А июля в 14 числе полковник Бозен… с солдатами со всеми из города пошел вон и в городе-де людей никаких не осталось. И в то число в городе пушки и всякий снаряд почало рвать и городовую каменную башню и стену и земляной раскат взорвало… из Коканауза пошли они вон и тот город порохом подняли для того, что идут шведы, а держать им того города за малолюдством невозможно и подкоп под городом был у них сделан для случая неприятельского до сего времени за долго»⁴.

Так же поступил Б.П. Шереметев с крепостью Мариенбург (совр. Алуксне) в Лифляндии в августе 1702 г. Этот старый замок на острове был поврежден бомбардированием во время осады, а при сдаче пороховой погреб был взорван одним из офицеров гарнизона. «Когда с тое крепости наши обрали пушки, и всее артиллерию и осадных сидельцов, тогда господин фельтмаршал тот город приказал разорить, и болварки и башни подорвали»⁵. В письме от 27 августа 1702  г. Шереметев отчитывался перед царем: «А Марин Бург разорил и раскопал без остатку; буду стоять до тех мест, докуля весь раскопаю; а держать было нельзя: удолела и около все опустела; так ж тот сумозбродной подорвал порохом»⁶. В следующем, 1703 году войскам Бориса Петровича без боя достался целый ряд средневековых замков, которые не могли выдержать нападения крупных сил: Ракобор/Везенберг (совр. Раквере), Фолин/Вильян (Вильянди), Пылцов (Пылтсамаа), Пайде, Руик. Гарнизоны их были слабы, и шведы оставляли их при подходе русских, зажигая за собой склады. То, что не успевали уничтожить бывшие хозяева, разоряли победители.

Крепость Биржа (совр. Биржай) шведы и сапежинцы взяли у литовских войск в сентябре 1704 г., но уже в октябре при приближении русского отряда были вынуждены ее оставить. «Ушли до Митавы и Бовска, Биржу разоряя, валы раскопали, а иные места подорвали и палаты разломали и алтилерию вывезли; толко осталось 2 пушки и 2 бочки пороху, не на чем было вести», – доносил Петру о действиях противника князь Н.И. Репнин 16 октября 1704 г.⁷ Литовский великий гетман Вишневецкий жаловался Репнину, что неприятель «не по обычаю прав всенародных оную... до основания разорил»⁸.

Готовность шведов взрывать свои укрепления при подходе осаждающих теперь приходилось учитывать, и в начале августа 1705 г. Петр инструктировал Шереметева, как лучше осадить Митаву (Елгаву), чтобы гарнизон не успел взорвать цитадель: «Знатную партию послать в Митоу, и в ночь облокировать, и потом войтить в замок, чтоб (от чего я боюсь) не оставлены были малые люди, ради того, когда увидят многолюдство, то оные подорвут, а когда нечаемо город оступят, тогда не посмеют того учинить»⁹.

К 1706 г. Митава и Бауск (Бауска) уже находились под российским контролем, однако перед теперь наступавшей в свою очередь шведской армией русским пришлось отходить на восток и оставлять эти пункты. Ситуация осложнялась тем, что противник был близко. 12 марта Петр писал Г.Г. Розену и А.В. Кикину: «Когда сие письмо получите, тогда над замками учините по указу и подите к Друе… Зело б хорошо, чтоб замки подорвать на другой день по вашем выходе и для того несколко сот оставить драгун и с ними верного началного (да и сам для того с ними будь), для того чтоб неприятель не так скоро уведал о вас»¹⁰. Через три дня царь повторил приказ, на что Кикин отвечал 6 апреля: «Над замками в Митаве и в Боуску и с пушками учинили по указу вашему, и пошли в путь свой из Боуска 3-го дня сего месяца»¹¹. Схожая участь угрожала в том году еще одному городу. В Пунктах генерал-майору Вердену от 12 июля 1706 г. Петр приказывал занять Полоцк, а «ежели (от чего, Боже, сохрани) неприятель силно наступит, которому противитца будет невозможно, то, разоряя Полоцкий замок (кроме церквей), уступить к своей границе»¹².

Особый случай оставления города армией представляет отступление из Гродно в марте 1706 г. Инструкции царя к фельдмаршалу Огильви и к генералу Репнину подробно описывали меры к скрытному и быстрому отходу. В частности, пушки разрешалось взять с собой лишь легкие трехфунтовые, а остальные велено побросать в Неман («ибо они так вас свяжут своею тягостию, что вам скоро отнюдь иттить будет невозможно»)¹³. Огильви в первую очередь выслал из города больных и пленных, приказал обновить укрепления ретрашемента и распространить дезинформацию среди местного населения («жидам приказал сказать... будто я неприятельскую грозную атаку... конечно ожидать хощу»). Затем был отправлен весь багаж и перекрыты выезды из Гродно, чтобы три дня после ухода армии никого не впускали и не выпускали из города. На третий день после получения приказа начали выходить войска. На месте оставался один драгунский полк, который перегородил входы в ретрашемент палисадами и поддерживал огни в лагере и ушел на седьмой день; первый шведский отряд появился у оставленного города лишь на девятый день¹⁴. Таким образом была достигнута скрытность отступления и выиграно время, чтобы оторваться от возможного преследования. Город и укрепления не уничтожали, поскольку рассчитывали вскоре снова занять его.

Вывоз пушек из крепостей, которые не предполагалось оборонять и которые могли достаться неприятелю, был разумной мерой предосторожности, однако подобные меры не устраивали союзников – хозяев разоружаемых крепостей. 22 февраля 1706 г. Петр приказал Мазепе: «Пушки медные из Бродов вели вывесть в границу нашу, куды удобнее»¹⁵. Операция эта была несложной, но повлекла за собой осложнения в отношениях с единственными союзниками. Крепость Броды принадлежала Великому Княжеству Литовскому, и Мазепа доносил царю о недовольстве литовских аристократов Поцея и Радзивилла тем, что перед лицом шведского вторжения край оставляли безоружным: «Велми негодуют, когда всюду пронеслося, что с фартецыею Бродскою сталося, с которой всю армату и амуницыю, по указу монаршему его царского пресветлого величества, забрано и до Киева попроважено, о чем ляхи велми негодуют… Уже обнаженную армат и з амуниции от шведа, неприятеля нашего, Полшу теперь его царское пресветлое величество до конца наказал дозормовати [разоружить. – Б.М.], когда мало не последнюю уже надежду и оборону речи посполитой з Бродов указал забрати»¹⁶. Петр просил Г.И. Головкина разъяснить литовцам, что пушки «бы достались неприятелю, ибо уже не единой крепости не осталось, где бы неприятель не вывез, как Львов, Краков и прочие, а гварнизона там ныне держать невозможно»; чтобы успокоить союзников, Петр предписал пушки не ввозить в русские рубежи, а оставить в одной из приграничных литовских крепостей – Быхове или Могилеве¹⁷. В письме Меншикову от 29 апреля Петр подтверждал, что пушки «вывезены не для корысти нашей, но для того, что та крепость воеводы Киевского [польского сановника Ю. Потоцкого. – Б.М.], и ежели бы не вывесть, то б оный воевода шведов туда ввел и крепкий путь неприятелю к нашим границам учинил; а оные пушки чтоб отдать в крепости полские, Могилев и Быхов, и как возможно их в сем деле утешить, дабы вовсе не озлобить»¹⁸.

Однако и Могилев лишили артиллерии через год и почти перед самым приходом шведов. 3 августа 1707 г. генерал Репнин из Минска прислал команду из двухсот кавалеристов с майором, которые после трех дней пребывания в городе рано утром в воскресенье собрали городские пушки: 25 орудий доставили в замок, где колеса и лафеты порубили, железные оковки ободрали, а стволы погрузили в байдак и отправили в Смоленск. Горожанам удалось утаить от русских замурованное в Олейной браме помещение цейхгауза, где хранился порох, пули, сотни брусков свинца и «три мортиры с русскою вокруг надписью». Однако через несколько дней «москвитяне», узнав о секретном хранилище, опустошили и его. Говорили, будто секрет выдал служивший долго в Могилеве «москаль Стенька Понарский». Порох, пули и свинец роздали по полкам, а все тяжелые ядра, чтобы не достались шведам, затопили в Днепре¹⁹.

Опасность шведского вторжения в российские владения стала реальной в 1708 г., и самым угрожаемым городом был Дерпт (Тарту), который располагался заметно дальше на запад, чем все остальные занимаемые россиянами на тот момент крепости. Удерживать город возможности не было, поэтому было решено выслать население вглубь России, а крепость разоружить и уничтожить при приближении шведов. Высылка населения произошла 18 февраля 1708 г., но русские войска занимали окрестности Дерпта до июля, когда эвакуация города была возложена на генерал-поручика Р.Х. Боура²⁰. К первым числам июля в Псков вывезли все запасы пороха и артиллерию; затем началось разграбление опустевшего города – вплоть до жести церковных кровель. А 12 июля стали уничтожать укрепления. Каменные стены взрывали, но на срытие земляных валов требовалось слишком много времени, поэтому они уцелели; под конец зажгли церкви и дома и покинули город 17-го числа²¹. 21 июля Боур докладывал царю об исполнении: «Дерпт по вашему царского величества особому указу все управил и так зделано, что башни и болварки все до подошвы подняты и заровняно, и полатное строение все от огня розвалилось»²², а в письме от 30 июля уточнял, что Дерпт был «подорван и заровнян» 15–16 июля 1708 г.²³

На направлении главного удара Карла XII русская армия, отступая и следуя «стратегии выжженной земли», намеревалась разорить Могилев, однако поначалу горожанам удалось спасти свой город. Дошедшая до нас Хроника города дает нам уникальный шанс увидеть события Северной войны глазами горожан, попавших «между молотом и наковальней». В Хронике записано, что 3 июля 1708 г. «москвитяне хотели выжечь город, но значительными подарками такое предположение устранено. [Гибельное это намерение имел генерал-адъютант Шилинг.]»²⁴. В тот же день в Могилев вошли волохи (иррегулярная конница) Карла XII, а через три дня город был занят шведскими войсками, которые стояли там до середины августа.

Испытывая на себе эффективность «скифской тактики» противника, шведы пришли в город после долгой изнурительной кампании и были истощены. Ходили слухи, что если бы они задержались на походе еще три дня, то они пропали бы от голода, так как хлеба на их пути не осталось. Явившемуся на встречу короля магистрату Карл сказал: «вы давали провиант москалю, то следует давать и мне»²⁵. На город были наложены жестокие повинности по обеспечению армии провиантом и деньгами. И хотя город в течение всех предыдущих лет войны подвергался многочисленным и немалым контрибуциям со стороны литовских и русских войск, а также поборам частных воинских начальников, кратковременное пребывание шведов в Могилеве отмечено как исключительно разорительное для горожан. «Когда затем тяжкими экзекуциями город истощился и мещане пришли в убожество, так что негде было взять, ни получить взаймы денег, а требовалось еще в выдачу на пять региментов… то за всеми короля шведского ассигновками, экзекуция преследовала зажиточнейших граждан, их заключали в погреба, морили голодом, обнаженных погружали в холодную воду, вешали на балках и мучили разными истязаниями [и такими средствами вымучили еще 1133 битых талера, которые, присоединив к прежней сумме, составили все количество 10 648 битых талеров.] Шведский король, не довольствуясь продовольственными и денежными контрибуциями, сам объезжал знатнейшие церкви, и хотя мало видел серебра на иконах, ибо все лучшее припрятано было в землю, но получив от услужливых евреев извещение, что в церквах хранится значительное количество серебра, выдал приказ, чтобы из храмов немедленно было выдано несколько сот фунтов серебра, ибо в шведском обозе постоянно была чеканена монета. Причем король угрожал, в случае невыдачи, разграбить и сжечь город. Мещане, оставаясь во власти грозного неприятеля, уступили необходимости выдать требуемое серебро»²⁶. «Шведы, прибыв к Могилеву, тотчас разграбили Буйницкий монастырь, разогнали монахов, так что в монастыре ни одной души не осталось. Древнюю деревянную церковь Успения пресвятой Богородицы разобрали и ее деревом помостили в хижинах, бывших под горою и по дорогам»²⁷.

Детальное описание всех материальных потерь города (в Хронике подробно расписано, сколько хлеба ежедневно предоставлял каждый городской квартал и сколько денег горожане выплачивали каждому шведскому полку) позволяет понять, почему воюющие стороны старались не отдавать в руки неприятеля такие обильные ресурсами поселения. К концу августа армия короля ушла дальше на юго-восток, и у Могилева снова появились царские войска, которые на этот раз имели твердый приказ разорить город. Петр писал Р.Х. Боуру 1 сентября: «не точию хлеб или фураж, но и строенье жгите, (дабы под сей холодный час неприятель не имел ничего себе выго… но Горки, Горы и прочие места разоряй»²⁸. Несколькими днями позже Петр повторял: «чтоб все (как уже и прежде указ дан вам) пред неприятелем жечь, не щадя отнють ничево (а именно знатных мест)… Також главное войско [неприятеля] обжиганием и разорением утомлять, для чего столко и войска вам прибавлено; також комоникацию с Могилевым отсечь. А ныне слышали мы, что в Могилеф несколко сот возоф с аммуницеею прошло, а вы никокого поиску на них не учинили, и то не за добро приемлетца, к чему и ныне паки поттверждаем, чтоб вы чинили с помощию Божиею по данным вам указам. К тому ж придается сие: ежели неприятель пойдет к Витепску, оставя дороги к Смоленску, тогда наперет перейтить Днепр и Витепский уезд (или куда обращение неприятельское будет) разорять без остатку (хотя польское или свое)»²⁹. Боур, который незадолго перед тем выполнил аналогичную задачу в Дерпте, докладывал об исполнении 6 сентября: «И в правде своей вашему царскому величеству доношу: где обретение мое было, то все выжег; а в Горы для пожегу строенья посылал отъютанта своего, и в том месте стоит генерал-порутчик Генскин и выжечь не дал и сказал, что по походе своем то место велит выжечь. В Магилев сего числа отправил в партию маеора Видмана, с ним драгун 300, казаков 500, и по указу вашего величества приказал управить повеленное, а с оным маеором поехал вашего царского величества господин отъютант Бартенев»³⁰.

Хроника рассказывает об исполнении петровского приказа, в результате которого город, ограбленный шведами, в один день обратился в прах и пепел. 8 сентября русские, калмыки и татары, окружив со всех сторон город, заперли городские ворота, ударили в барабаны тревогу и зажгли замок. Жители вымолили отсрочку на один час, чтобы перенести городские книги из ратуши в подвал. Затем калмыки разорили и подожгли лавки и дома, а потом уехали из города.

Сначала распространился слух, будто московиты вырезают жителей; позднее говорили, что горожане избежали истребления, так как не стали оказывать вооруженного сопротивления. Разграбление церкви Св. Николая начали тоже калмыки, но довершили его «смелейшие мещане и священники с причтом». Одни горожане бежали и скрывались в лесах, в то время как другие остались в Могилеве и мародерствовали. Огнем были уничтожены самые богатые постройки города: «Пылающие храмы Божии и украшающие их кресты от жара склоняющиеся вниз и падающие на землю; дорого стоившие церковные куполы горят, а оторванные от них ветром железные листы, как птицы, летают в воздухе, колокола сами звонят, а частные хозяйские дома без всякой обороны обращаются в пепел»³¹.

Тем временем шведы продолжали движение, теперь на юго-восток. Среди других слободских городков Шереметев готовил к обороне Почеп и предусматривал разные варианты развития событий. Для обороны от небольших неприятельских партий туда введен один батальон пехоты и 100 драгун, «а ежели неприятель всею армеею обротит к Почепу, то по генералному совету предложили тому коменданту почепскому пушки медные и порох взять и отступить за реку Судость и последовать за главною армеею, а при отступлении Почеп зжечь», – сообщал фельдмаршал Петру 12 октября 1708 г.³² Был ли в результате сожжен Почеп – не известно. Например, соседний городок Мглин Шереметев тоже приказывал сжечь, но сделано это не было, и немалые запасы продовольствия достались шведам³³.

Как известно, в итоге шведская армия повернула на юг, на Украину, где немало городков было ею занято (с боем или без боя), а потом сожжено при оставлении. Подобная участь, согласно Адлерфельду, ждала Смелое, Недригайлов, Тернов, Веприк, Олешню, Гадяч, Красный Кут, Городницу и Коломак³⁴. После неоднократных попыток снять шведскую осаду Полтавы у Петра появились оправданные сомнения, что эту крепость удастся выручить. Перед тем как перейти Ворсклу и пробовать атаковать шведскую армию в поле, царь отправил полтавскому коменданту А.С. Келину 19 июня 1709 г. письмо с инструкциями на случай неудачи и необходимости экстренно эвакуировать крепость: «усматря время (в день или ночью), вытте вон за реку, куды удобнее, и тамошних жителей вывесть мужеска полу таким образом: сказать им, бутто указ вы получили иттить всем на шанцы неприятелския, а когда реку перейдете, тогда удобнее с ними можете дойтить до нас. И сие надлежит зело тайно держать, дабы неприятель не проведал, а мы к тому дню пришлем несколько конницы к сему месту, где был наш обоз. Також надлежит вам наши пушки, которые вы привезли с собою, или тайно розорвать или в колодезь бросить, чтоб отнюдь не нашли, а знамена зжечь, також пороху в нескольких хоромах помалу поставить и при выходе, фитиль положа, замкнуть, чтоб после вас загорелся город, как сюды перейдете. И сие все объявить вам надлежит немногим из главных афицеров, а перво на том присягаю обезатца, а от жителей весма таить, також; вам пожитков с собою отнюдь не брать, дабы не догадались»³⁵. Впрочем уже скоро, 26 июня, за день до генеральной баталии, Петр смотрел на шансы на успех гораздо более оптимистично («понеже мы лутчаю надежду отселя, с помощиею божиею, имеем вас выручить»), отменял свой прежний указ об оставлении крепости и повелевал Келину, чтобы защитники крепости «еще держались, хотя с великою нуждою до половины июля и далее»³⁶.

Самые масштабные операции по эвакуации городов и целых областей, с вывозом вооружений, уничтожением укреплений и выводом населения, российским войскам и администрации пришлось провести в 1711 г. во исполнение Прутского договора с Турцией. Но ограниченный объем публикации позволяет нам вынести рассмотрение этих действий за рамки настоящей статьи, поскольку формально эти действия относятся не к Северной войне, а к Турецкой войне 1711–1713 гг.

После Полтавской катастрофы и поражений 1710 г. ситуация изменилась для шведов и в Померании, где некоторые крепости они были вынуждены оставить без боя (очевидно, по невозможности держать оборону во многих городах одновременно). Причем, видимо, гарнизоны эвакуировались поспешно, а крепости не разоружались и не уничтожались, что было для союзников приятным сюрпризом. Так, в 1711 г. из Померании были получены ведомости о том, что «войски наших алиртов все случились [соединились] и блаковали Стралзунд, а шведы не токмо баталию [не] дали, но и 5 городов зело крепких (и одну крепкую переправу с шанцами) покинули, а именно: Демин, Грипсвалд, Анклам, Волгаст, Уздум с островом и Швейншанц, из которых людей токмо вывели, а ортилерию оставили, и так скоро ушли, что и мины под контрошкарпами в вышереченных крепостях покинули, не подорвав, и всю свою пехоту в три главные крепости посадили: в Штетин, Висмар и Стралзунд, а конницу на Руген остров переправили»³⁷.

В 1713 г. русские войска заняли ряд городов в шведской Померании, однако из-за трудностей с провиантским снабжением содержать гарнизоны в этих городах стало проблематично. Чтобы эти города с их укреплениями и запасами не достались шведам, их предлагали занять римскому императору и прусскому королю, однако те отказались. Тогда было принято решение гарнизоны вывести, а сами города разорить. Петр в письме В.Л. Долгорукову от 17 апреля 1713 г. объяснял причины такого решения: «войска наши, тамо обретающиеся, от оставшихся в Померании неприятелей так были тесно окружены, что не могли себе в тех городех, где были, пропитания получить. И того ради, принуждены ис тех мест выти и с ними неприятелскою манерою поступить»³⁸.

«Неприятелькая манера» – это разорение, которому шведский командующий граф Стенбок подверг датский город Альтону 8–9 января 1713 г. (н. ст.)³⁹. Подойдя с войсками к этому богатому торговому городу недалеко от Гамбурга, шведский генерал потребовал от магистрата контрибуцию в 200 000 риксдаллеров, и когда горожане ответили, что не могут собрать сумму более 50 000, несколько шведских отрядов вошли ночью в город и подожгли его. Было уничтожено около трех тысяч домов и католический собор, уцелело до 80 домов, лютеранская и реформаторская церкви. После сожжения Альтоны граф Стенбок распространил письма, в которых заявлял, что был вынужден так поступить в наказание за аналогичные действия союзников; правда, конкретные примеры не были названы. Затем шведский генерал-губернатор Бремена граф Велинг в письме датскому и саксонскому командованию добавил, что Альтону сожгли в отместку за сожжение датчанами города Штадена и намекнул на многочисленные бесчинства русских войск. В ответ союзные генералы Флемминг и Шлотен отвечали Велингу в том смысле, что Штаден как крепость был законной целью для бомбардировки, что «московиты» если где-то и бесчинствовали, то не по приказу своего командования, а шведы вообще первые открыли счет незаконным поступкам в этой войне – в сражении под Нарвой, поэтому любые претензии шведской стороны к союзникам относительно способов ведения войны неуместны⁴⁰.

Итак, ссылаясь на шведское разорение Альтоны, Петр приказал генерал-майору Штафу 28 февраля 1713 г.: «городы померанские Анклам, Демин, Гарц, Вольгаст – фартеции сколько возможно разорите. Также и домы сожгите, кроме церквей, все, не щадя, ниже оставляя что»⁴¹. Чуть более подробную инструкцию Меншиков переправил генерал-майору Буку 12 марта: «незамедлительно прежде всего, насколько возможно, разрушать и сносить фортификационные укрепления; после того следует отбирать у жителей имущество, однако не допуская беспорядка, все такое, что может пригодиться солдатам, как например, полотно, одежда и т. п. для распределения между ними. Однако звонкая монета пойдет в казну его царского величества. После выполнения предыдущего ваше благородие можете перейти к поджогу со всех углов вышеназванных городов. Однако при том нужно принять меры, чтоб церкви не были объяты пламенем, чтобы церкви были сохранены. Жителям можно разрешить уйти, куда они пожелают»⁴². Но причин для опасения становилось все меньше – шведская армия заперлась в Тенингене и была обложена союзниками, поэтому занять померанские города уже была не в состоянии; видимо, в связи с этим 16 марта Меншиков отменил приказ Буку. За это время русские войска успели разорить города Гартц и Вольгаст, а против дальнейшего выполнения царского приказа протестовали датский король, ганноверский курфюрст и представитель польского короля⁴³. В частности, генерал-майор царской службы Штаф намеревался выполнить первоначальное распоряжение о сожжении города Анклам, пока указ об отмене еще не прибыл. Город был спасен датским морским офицером по имени Христиан Томсен Карл, который вызвал на дуэль Штафа и был тем заколот, но тем не менее сожжение было отложено⁴⁴.

Таким образом, покидать занятую крепость войскам за годы войны приходилось неоднократно. Это случалось в нескольких типичных обстоятельствах:

– если не было возможности держать оборону в условиях непосредственной (Почеп) или лишь предполагаемой (Дерпт, города Померании в 1713) угрозы подхода крупных неприятельских сил;

– если крепость не представляла военной ценности и ее удержание не входило в планы командования (Мариенбург, Каянеборг); – если того требовала не военная обстановка, а условия договоров (Браилов, Азов, Правобережье).

Покинутую крепость редко, но могли оставить нетронутой (например, Гродно покидали скрытно и город не разоряли). Как минимум, вывозили либо уничтожали вооружение и боеприпасы, как в Бродах. Довольно часто доходило до уничтожения либо укреплений, либо города полностью (Дерпт, Могилев). Это зависело от оперативной обстановки, и на каждый случай у командования – будь то российского или шведского – были свои прагматические резоны поступать с городами так, а не иначе, какими бы жестокими не были эти поступки по отношению к местному населению.

---

1 Об осаде Каянеборга см.: Nordberg J.A. Histoire de Charles XII, Roi de Suede. Haye, 1748. T. 2. P. 274; Голиков И.И. Деяния Петра Великого. М., 1838. Т. 6. С. 115; Бородкин М. История Финляндии. Время Петра Великого. СПб., 1910. С. 172.

2 Вслед за известным упражнением на пунктуацию «казнить нельзя помиловать».

3 Adlerfeld G. The military history of Charles XII. King of Sweden, written by the express order of his Majesty. London, 1740. Vol. 1. P. 81.

4 Попов Н.Н. История 2-го гренадерского Ростовского полка. Т. 1. Приложения. С. 150–151.

5 Шереметев Б.П. Военно-походный журнал (с 3 июня 1701-го года по 12 сентября 1705-го года) генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева // Материалы военно-ученого архива главного штаба. СПб., 1871. Т. 1. С. 113.

6 Волынский Н.П. Постепенное развитие русской регулярной конницы в эпоху Великого Петра с самым подробным описанием ее участия в Великой Северной войне. СПб., 1912. Кн. 1. С. 123.

7 Там же. Кн. 2. С. 20.

8 Там же. Кн. 3. С. 56.

9 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 3. С. 411, 897.

10 Там же. Т. 4. С. 170–171.

11 Там же. С. 178–179, 728–729.

12 Там же. С. 296.

13 Там же. С. 158–161.

14 Там же. С. 717–718.

15 Там же. С. 125.

16 Там же. С. 844.

17 Там же. С. 228–229.

18 Там же. С. 231.

19 Трубницкий А., Трубницкий М. Хроника белорусского города Могилева // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. М., 1887. Кн. 3. Отд. I. Ч. 3. С. 52.

20 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 8. Вып. 1. С. 26.

21 Лайдре М. Северная война и Эстония. Тарту в годину испытаний (1700–1708). Таллин, 2010. С. 209–210.

22 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 8. Вып. 2. С. 458.

23 Там же. С. 475.

24 Хроника белорусского города Могилева. С. 60.

25 Там же. С. 61.

26 Там же. С. 64–65.

27 Там же. С. 63.

28 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 8. Вып. 1. С. 112.

29 Там же. С. 118.

30 Там же. Вып. 2. С. 789.

31 Хроника белорусского города Могилева. С. 67–69.

32 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 8. Вып. 2. С. 789.

33 Там же. С. 848.

34 Adlerfeld. Vol. 3. P. 84, 85, 92, 93, 98–100.

35 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 9. Вып. 1. С. 216–217.

36 Там же. С. 225.

37 Сборник Императорского русского исторического общества. СПб., 1873. Т. 11. С. 203.

38 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 13. Вып. 1. С. 125.

39 Gründliche und zuverläßige Nachricht, Dessen, Was sich vom 7ten bis auf den 9ten Januarii Anno 1713. Zwischen Dem Schwedischen General en Chef, Herrn Graff Magnus Stenbock, Und denen Deputirten der Stadt Altona, Vor dero Verbrennung begeben. Altona, 1713.

40 British Officer in the Service of the Czar. PP. 371–381.

41 Письма и бумаги Петра Великого. Т. 13. Вып. 1. С. 98.

42 Там же. С. 308–309.

43 Там же.

44 Heller C. Chronik der Stadt Wolgast. Greifswald, 1829. S. 225–233; Kurtze Relation Von Der erbärmlichen Einäscherung der Pommerischen Städte Gartz und Wolgast, Als dieselbe Respective am 16. und 27. Martii Anno 1713. von den Moscowitern kläglich in die Asche geleget worden. Б.м., 1713.