А.Ю. Кузнецов РУССКИЙ СЛЕД «КАВКАЗСКОЙ» ШАШКИ

---

Управление культуры Минобороны России Российская Академия ракетных и артиллерийских наук Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи

Часть III
Санкт-Петербург
©ВИМАИВиВС, 2016
©Коллектив авторов, 2015
© СПбГУПТД, 2016 

---

О саблях без защиты руки и с раздвоенным навершием на русских монетных изображениях XV–XVII вв. Сабля на Руси известна довольно давно, но изначально она фиксируется здесь как оружие кочевников: «И въдаст печенежский князь Претичу конь, саблю, стрелы; он же дасть ему броне, шит, мечь»¹. Несколько позже, в XIV в., мы встречаем саблю и в числе имущества отдельных знатных русских людей: «А се даю своему сыну князю Дмитрию… чепь золоту врану с крестомъ золотымъ… сабля золота» (1359); «И чепь и сабли золотые… дал своему сыну Василию и своеи княгине и своим детем» (1378)². Однако, как оружие широкого распространения, т. е. как оружие не единичных воинов и знатных владельцев, сабля становится известной на Руси гораздо позже. Впервые упоминание о массовом употреблении сабель на территории Руси и на стороне русских войск мы встречаем в описании битвы под Листанью. В этой битве совместно с войском московского князя Василия Темного в уничтожении татар, напавших на Рязанское княжество, принимали участие вооруженные саблями рязанские казаки и мордва (1444): «Услышавъ же на Москве сиа князь великий Василей Васильевичъ и послал противу его князя Василея Оболенского и Андрея Федоровича Голтяева, да дворь свой съ нимъ, да мордву на ртахъ, понеже зима бе люта и снежна. И ступишася на речке на Листани. Татары же отнюдь охудеша и промерзоша и безконни быша… И придоша на нихъ мордва на ртахъ съ сулицами и рогатинами и съ саблями, а казаки резанскиа такоже на ртахъ съ сулицами и съ рогатинами и съ саблями зъ другиа стороны, а воеводы великого князя Василья Васильевича съ своею силою; а пешая рать много собрана на нихъ съ ослопы и съ топоры и съ рогатинами. И бысть имъ бой великъ и силенъ зело на речке на Листани и начаша одолевать христианя… и много татаръ избиша и самого царевича Мустафу убиша и князей съ нимъ многихъ татарскихъ избиша»^3. Как видно из приведенного летописного фрагмента, рать Василия Темного сабель на вооружении массово тогда еще не имела. Это первое фиксируемое совместное боевое участие рязанских казаков и московской рати в борьбе с татарами оказалось весьма успешным и эффективным, в Москве его оценили, и там возникли первые намерения по привлечению казаков на службу. Привлечение казачьих отрядов, как это было уже проверено в бою под Листанью, могло значительно укрепить московскую рать. Первым делом Василий Темный решил использовать факт совместного с казаками боевого участия в пропагандистских целях, задачей которых предполагалось показать рязанским казакам его расположение к ним, а заодно сообщить соседям о якобы уже существовании у него на службе казачьих отрядов. Подходящим средством информации в то время считались монеты невысокого достоинства, доступные каждому жителю Московского государства и заезжим гостям (купцам), которые и должны были вместе с монетами распространить эту новость. Нужно отметить, что воины с оружием на русских монетах изображались уже давно, однако оружие, фиксируемое на этих более ранних монетах, было иного рода: это преимущественно топоры, копья, луки и мечи с явно выраженными перекрестиями для защиты руки (рис. 1).

Рис 1. Изображения воинов с клинковым оружием на монетах князя Василия Дмитриевича

Так было и в предшествующий период, во времена Дмитрия Донского, и в начальный и средний период правления Василия Темного. И вот примерно с середины XV в. на русских мелких монетах появляются изображения воина легкой казачьей конницы, причем на изображенном оружии – саблях стала фиксироваться не встречавшаяся ранее особенность – это отсутствие защиты руки, т. е. отсутствие защищающего руку сабельного перекрестия⁴ (рис. 2).

Рис. 2. Изображения воинов с клинковым оружием на монетах «деньга» периода княжения Василия II Темного

Традиция изображать на монетах конных воинов с саблями без перекрестия продолжилась и у преемников Василия Темного, причем в период правления Ивана III изображений конных воинов с саблями без перекрестия на монетах стало не только больше, но они стали более детально выражены. В положении конного воина на монетном изображении, как правило, в несколько развернутом виде по отношению к смотрящему, а иногда и у изображенного строго в профиль, стало видно, что сабля имеет явно выраженное раздвоение навершия, подобное такому, какое известно на современных и более ранних казачьих шашках⁵ (рис. 3).

Рис. 3. Изображения воинов с клинковым оружием на монетах «деньга» периода княжения Ивана III

Сабли с раздвоенным навершием довольно часто встречаются на монетах неплохо прорисованных новгородских монетных штампов, что позволяет предположить распространенность таких сабель и у новгородских военных отходников – ушкуйников, которые, согласно историческим преданиям и современным исследованиям, как и рязанские казаки, переселялись на южные рубежи Русского государства и вливались в формировавшиеся там казачьи социумы. Увеличение числа изображений воинов c саблями без перекрестий на монетах в период правления московского великого князя Ивана III можно связать с тем, что у него на службе стали фиксироваться довольно значительные казачьи отряды. Однако, московский великий князь решил не сохранять казачьи отряды в том виде, в котором они  существовали, а стал обращать их в так называемых «городовых казаков», т. е. вводить в городские гарнизоны и ставить под командование своих воевод (известен первый командир московских казаков боярин Иван Руно). Некоторая часть рязанских казаков, не захотев терять своей, в значительной степени, независимости и права выбора атаманов, прямое московское руководство принять не пожелала, и уже при княжении Ивана III стал фиксироваться их отток на Дон. Подтверждение этого факта можно найти в письме Ивана III к рязанской княгине Агрипине: «Твоим служилым людям и городовым Казакам быть всем на моей службе, а кто ослушается и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты Агрипина велела казнити»⁶. 

Во времена правления великого князя Василия III число сабель без перекрестий, изображенных на монетах «деньга», в сравнении с изображениями на монетах его предшественников, еще больше увеличилось и даже стало преобладающим. Во времена правления Ивана IV Грозного значение казаков, главным образом как политического и физического оплота южных рубежей Русского государства, еще больше возросло. Казаки принимают участие во взятии Казани, ведут непрерывную борьбу с крымскими татарами, вместе со стрелецкими отрядами зачищают местности Центрального Кавказа от противников царского ставленника Темрюка. В состав конной рати русского войска при Иване IV Грозном стали входить казаки: донские, волжские, терские, казанские, астраханские, сибирские и черкасские. И именно в период правления Ивана IV Грозного практически на всех монетах «деньга» или, как их называли в народе, «сабельницах» изображались конные воины с саблями без перекрестия⁷ (рис. 4, 5). Традиция изображать на монете «деньга» сабли без перекрестия сохранялась и в последующие после царствования Ивана IV Грозного годы, вплоть до правления Петра I. Именно эти сабли без перекрестия, а некоторые с раздвоенным навершием, что изображались на русских монетах XV–XVII вв., после перехода значительного числа рязанских и московских казаков на Дон, по всей видимости, и послужили прототипом казачьих шашек, которые фиксируются на сохранившихся портретах и гравюрах донских казаков XVIII в., написанных и гравированных еще до появления первых известий об аналогичном оружии у горских народов Северного Кавказа⁸. На XVIII в. мы имеем единичные известия о том, что сабли и большие ножи без защиты руки получают распространение и в российских окраинных, и в соседних с Россией районах: в Малороссии (малороссийские казаки), Закавказье, на Урале (башкиры), Средней Азии (бухарцы), Персии, однако раздвоенного навершия у сабель из этих районов в этот период не отмечено. У арнаутов, народов Предкавказья (калмыки, ногайцы), Северного Кавказа (черкесы, ингуши, черноморские казаки) сабли без защиты руки и в основном с раздвоенными навершиями (т. е. схожие по конструкции рукоятки с уже известными саблями донских казаков) впервые фиксируются на рисунках и гравюрах рубежа XVIII–XIX вв.

Рис. 4,5. Изображения воинов с клинковым оружием на монетах «деньга» Ивана IV Грозного

Судя по изображениям, отдельные образцы ранних арнаутских и северо-кавказских сабель без защиты руки и с раздвоенным навершием имели клинки с лезвием на вогнутой стороне⁹. Не исключено, что сабли без защиты руки и с раздвоенным навершием, бытовавшие на территории России, оказали влияние на возникновение моды на явно выраженное раздвоенное навершие балканских и османских ятаганов так называемого «развитого типа»¹⁰.

О этимологии слова «шашка». В настоящее время сабли, не имеющие защиты руки и с раздвоенным навершием, известны под названием «шашка». С большой долей вероятности можно утверждать, что корень этого названия – «шаш» – русского северного происхождения  (он встречается в словах, связанных с лесом, деревом, отрезком дерева, деревянным шаром) и, вероятно, был связан с рукояткой оружия, изначально изготавливавшейся из отрезка дерева. Впервые в приложении к оружию слово «шаш» фиксируется в русско-английском словаре, составленном Ричардом Джеймсом в 1618 г. в г. Архангельске¹¹. Профессор П.Я.Черных в своем «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» так анализирует слово «шашка», связывая его со словом «шаш» словаря Ричарда Джеймса: «О времени появления этого слова в русском языке трудно сказать что либо определенное. У Р. Джеймса (PAC, 1618–1619  гг.) имеется слово shash (шаш), но значение его не указано [хотя Джеймс, видимо, толковал его как “сабля”: предшествующие слова – pishal  – «пищаль», sanapal – “ружье”, и тоже предшествующее poias – “пояс”]»¹². Здесь нужно пояснить, что по информации другого труда П.Я. Черных – «Историческая грамматика русского языка» – суффикс -к- в приложении к словам, обозначающим орудия действия, появляется в русском языке в «новое время», т. е.  примерно с начала  – середины XVII в. (вилица – вилка, лъжица  – ложка, соха  – сошка и т. д.)^13. В словаре Р. Джеймса начала XVII в., этот суффикс к слову «шаш», известному ему от русскоязычного информатора, еще не прилагался. Из вышеизложенного можно сделать вывод, что слово «шаш», изначально было однокоренным и таковым осталось и после присоединения суффикса -к-. Корневое слово «шаш» известно в русском языке, в тюрских же языках, с которыми некоторые версии пытаются связать происхождение слова «шашка», имеются только корневые слова «шиш» (турецкий) и «шеш» (татарский). По-видимому, в связи с распространенностью в черкесской среде татарского языка именно татарское корневое слово «шеш» (его основные значения – «острие, вертел, штык») и использовалось в двухкорневом словосочетании черкесского (кабардинского) языка  – «scheschchua» (шешхуа), которое впервые в 1770-х гг. фиксируется проф. Гильденштедтом в значении «меч»¹⁴ (для сравнения, в этом же словаре Гильденштедта нож в кабардинском языке имел иное написание, чем первая часть этого словосочетания, он записан как – «se»). Известно, что вторая часть этого словосочетания – «хуа» с кабардино-черкесского языка переводится как «сухожилие» (штык – сухожилие, т. е. возможное смысловое значение «scheschchua» – штык, поражающий сухожилие). Вероятно, это словосочетание было связано с исторически известным черкесским оружием, имевшим штыковой боевой конец. Позже, уже в XIX в., когда оружие со штыковым концом в черкесской среде стало анахронизмом, а к началу XIX  в. ему на смену пришло оружие другой конструкции, то схожее по звучанию со старым словосочетанием «шешхуа» (шеш-хуа) новое словосочетание с другими корневыми словами «сешхоh» (се-шхоа) стало прилагаться к  новому тогда для черкесов оружию пришедшему на смену сабле, а затем, уже в XIX в., оно после замещения в кабардино-черкесском языке слова, означавшего «нож», с «се» на «са» трансформировалось в более современное словосочетание «сашхуа» (са-шхуа), где «са» – нож (современный кабардинский и черкесский язык) или меч (адыгейский язык), вторая часть нового словосочетания «шхоа», «шхуа» имело значение  – узда, а позже, примерно со второй половины XIX в., корневое слово «шхуа» получает еще одно значение – большой¹⁵. Другими словами, перевод словосочетания «сашхуа» (читается «сашхуа», а пишется «сэшхуэ»)  как «большой нож» этичен только для современного кабардино-черкесского языка и неприменим для кабардино-черкесского языка XVIII в., и следовательно, утверждение о том, что ранее известное слово русского языка «шашка» произошло от позже образовавшегося кабардино-черкеского словосочетания «сашхуа» (позже получили свои новые значения «нож», «большой» и его составные корневые слова) не имеет оснований. Подтверждается это и более поздней, чем на территории России, фиксацией в кабардино-черкесской среде оружия, имеющего все признаки оружия, известного как «шашка».    

Наиболее обстоятельным источником XVIII в. упоминающим слово «шашка», т. е. слова с суффиксом -к- , является книга А. Ригельмана «История или повествование о донских казаках», законченная им в 1778 г.¹⁶ Ценна она тем, что в ней А. Ригельман не только упоминает шашку у казаков, но и приводит ее изображения¹⁷. На семи гравюрах, приложенных к тексту книги, изображены казаки, которые все имеют сабли без защиты руки и с раздвоенным навершием.

Автор признателен московским коллекционерам и исследователям Андрею Серегину и Дмитрию Захарову за предоставленные фотоматериалы и консультации, использованные при написании данной статьи. 

---

1 Повесть временных лет // Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1903. Т. III. С. 238.

2 Духовная грамота Ив. Ив. 1359 г. и духовная грамота Дм. Ив. 1378 г. // Там же. С.  238–239.

3 Никоновская летопись под 6952 г.

4 Изображения оружия, не имеющего защиты руки и без раздвоения навершия, единично известны на каменных изваяниях кочевников «домонгольского» периода, однако из-за значительного хронологического разрыва весьма сомнительно, что оружие без защиты руки, изображавшееся на русских монетах примерно с середины XV в., имело от оружия, изображавшегося на изваяниях, конструктивную преемственность.

5 До настоящего времени еще никто из специалистов в области оружиеведения и нумизматики не обратил своего внимания на тот факт, что сабли, изображавшиеся на русских монетах «деньга», имели с XV в. особенную конструкцию, сходную с современной и более ранней казачьей шашкой. Не известно также научных версий, предполагавших, какая же категория воинов, вооруженных такими саблями, могла изображаться на монетах «деньга» с XV в.? Версия автора, впервые предположившего, что на монетах «деньга» с XV в. изображались рязанские казаки, а затем казаки московские и казаки городовые московской засечной черты, основана на том, что первое упоминание о рязанских казаках, вступивших в военно-союзническое взаимодействие с великим князем Василием II Темным, совпадает с началом традиции изображать на монетах его княжества воинов с саблей, не имевшей защиты руки. Дальнейшее увеличение частоты таких изображений на монетах фиксируется в пропорциональной связи с увеличением свидетельств о казаках, вступавших в союзническое военное взаимодействие с московскими великими князьями, и в связи с увеличением свидетельств о казаках, состоящих на их службе. Кроме этого, фактический материал, свидетельствующий, что во время правления Ивана Грозного практически на всех монетах «деньга» изображались воины с саблями без защиты руки, и исторические свидетельства о том, что другие категории русского конного войска этого периода имели на вооружении сабли и палаши, преимущественно изготовленные на манер европейских и восточных образцов с защитой руки перекрестием, позволяют укрепить версию о том, что на монетах изображались не воины поместной конницы и не конные стрельцы, а именно воины полевой легкой конницы – казаки. Подкрепляется этот вывод также тем, что воины с саблями без защиты руки изображались на многих монетах в специфической «степной» одежде, широко используемой казаками (накидка, напоминающая бурку, головной убор, по форме схожий с «черкасской» малороссийской овчинной шапкой, и иногда просматривающийся выступающий из-под этой шапки чуб, по форме напоминающий казачий «оселедец»).  Изобразительные свидетельства того, что сабля без защиты руки и с раздвоенным навершием в XVIII в. изначально фиксируется именно в казачьей среде, в которой она и позже осталась традиционным видом оружия, также подкрепляют версию автора.          

6 Упоминается у Татищева под 1502 г., у него же упомянуто, что большая часть рязанских городовых казаков оставалась на своих местах до 1702 г., после чего император Петр I переселил их на Дон // Губарев Г.В. Казачий словарь-справочник. Сан-Ансельмо, Калифорния, США, 1970. Т. III. С. 48–49.

7 Следует отметить, что с начала XVI в. в связи с увеличением изготовления монет мелкого достоинства «деньга» технология изготовления монетных штампов изменилась, они стали изготавливаться не как раньше преимущественно резцом, а методом чеканки, что, вероятно, и повлияло на то, что на монетных изображениях перестали фиксироваться мелкие детали, такие, в частности, как раздвоение навершия на саблях. Не исключено и то, что в XVI в. (например, вследствие изменчивости моды) могло реально уменьшиться количество раздвоенных наверший на саблях без защиты руки, что, в свою очередь, могло  повлиять на то, что такие сабли на монетах «деньга» стали изображаться без раздвоения наверший, а мода на преимущественно раздвоенные навершия стала возвращаться только к XVIII в.  

8 Отсутствие фиксации у кавказских горских народов шашек на момент фиксации их в XVIII в. у донских казаков, об ошибке в трактовании В.К. Гардановым (сборник АБКИЕА) и вслед за ним Э.Г. Аствацатурян («Оружие народов Кавказа») источника, якобы упоминавшего у черкесов шашку в 1625 г. (в оригинале текста итальянца Джиованни де Лукка и в его переводе на французский язык слово «шашка» отсутствует, а использовано слово «cimeterre», означающее «восточная сабля»), ошибке трактования  Э.Г. Аствацатурян слова «сашка» (где «а» в слове письменного документа, прочитанном как «сашка», следует рассматривать как «о» с соединительной чертой) как «шашка», а не как «сошка» (небольшая пика-подпорка для ружья) в «Описании кабардинского народа» 1748 г., об отсутствии в погребениях, относимых к черкесам, сабель без защиты руки, а также о неэтичности датировать якобы первую черкесскую шашку 1713 г. по дате, стоящей на ее клинке (не исключена поздняя сборка шашки с применением более раннего сабельного клинка), впервые отмечалось в статье: Кузнецов А.Ю. «Правда о казачьей Дедовской шашке» // Газета «Терский Казак». Владикавказ, 2012. № 1. С. 6. , а также в докладе: Кузнецов А.Ю. Новые факты о происхождении казачьей и черкесской шашки и их анализ // Материалы симпозиума, проводимого Музеем оружия. Запорожье, 2012. На правах рукописи.

9 Первое и единственно фиксируемое на XVIII в. оружие без защиты руки из черкесской (кабардинской) среды  (гравюра, изображающая кабардинца, помещенная в опубликованной в 1790-х гг. академиком П.C. Паллаcом книге И.А. Гильденштедта), раструба ножен не имеет (рукоятка не утапливается), широкие прямые ножны не позволяют установить тип клинка (двухлезвенный он, однолезвенный, прямой, вогнутый или выгнутый?), подвешено оружие по-сабельному (головка рукоятки опущена вниз), верхняя часть рукоятки не совпадает с продолжением обуха, а смещена к центральной оси клинка, т. е. это оружие не имеет еще  признаков шашки, уже известной на этот момент в казачьей среде (см. признаки шашки в примечании 17).

10 Другое оружие Д. Ефремова (о первом см. ссылку 17), изображенное на втором его известном портрете, датируемом  1752 г., имеет раздвоенное навершие значительных размеров, сопоставимое с раздвоенными навершиями известных (по информации от Э.Г. Аствацатурян) с начала 1760-х гг. ятаганов «развитого типа». 

11 Ларин Б.А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса. Л., 1959.

12 Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1999. Т. 2. С. 406.

13 Черных П.Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1954. С. 320.

14 Гильденштедт И.А. Путешествие по Кавказу в 1770–1773 гг. СПб., 2002. С. 369.

15 Шора Ногмов в своем словаре начала 1830-х гг. фиксировал перходное слово «сешхоh» (читается сешхоа) – в значении  сабля, шашка (для сравнения, там же он отмечал «шхоh» – удила, «са» – нож, «ин» – большой). Как видим, во времена Ш. Ногмова в кабардинский язык на смену слову «сe», ранее означавшему  в нем  (словарь Гильденштедта) – «нож», в этом же значении приходит слово «сa» (в словаре Гильденштедта отмеченное как «sa» – «меч» на алтекесек-абазинском языке, видимо, из абазинского языка в кабардинский язык «са» и заимствовано, однако его значение при этом изменилось) // Ногма Ш.Б. Филологические труды. Нальчик, 1956. Т. 1. С. 198, 224, 197, 167.

16 Ригельман А.И. История или повествование о донских казаках. СПб., 1846.

17 Самое раннее известное автору изображение казачьей шашки относится к периоду 1749–1752 гг. (первый известный портрет Д. Ефремова), причем на этом изображении шашка фиксируется в развитом виде, т.е. с признаками,  определяющими ее в XVIII  в.  – «сабельный клинок с рукояткой, утапливаемой в раструб ножен по головку, имеющую раздвоение».